И крема
из их тира не получится, а в ресторане на меня смотрят, словно я голый? До
сих пор не пойму: то ли я - местная знаменитость, то ли у меня ширинка
расползается.
- Скорее - первое. Что они - ширинок расползающихся не видели?..
- Нет, знаменитость скорее ты. Ты и в Столице не затеряешься, а мне
они уделяют внимание того же сорта, что и чучелу пингвина в муниципальном
музее. Знаешь, меня так и подмывало заехать бутылкой в зеркало. А на
станции красиво. Благодать. Радуги, ручейки журчат...
- Ну, если ты так любишь ручейки, желаю тебе дотянуть до здешней
весны, о которой толкует Аттвуд.
- Упаси Бог!!!
Биди помешкал.
- Ты как, на ноги встать можешь?..
- Вполне. Ноги у меня целехонькие.
- Давай-ка, спустимся к лагерю.
- А чего я там не видел? У тебя ж почти все глыбы - моей работы.
- Есть кое-что новенькое. Сегодня разгрузили последнюю секцию
"Голиафа", там оказался груз для меня. Из столичной галереи. Я его ждал со
следующим караваном, но они поспели к этому рейсу. Пойдем, распакуем.
В галерее, прямо в проходе, стоял новый блок, укутанный в блестящую
пленку. Открылся взорам белый пластиковый куб.
- Жан, подойди! - позвал Биди, и из специального кейсбокса у входа в
галерею двинулся блестящий экзоскелетон.
- Контейнер. Разбери, - велел ему Биди, когда робот приблизился.
Механизм прижался к одному из ребер куба, раздвинул "руки", сжал
ближайшие ребра и отступил. Куб распался, явив ледяной кристалл с двумя
фигурами. Молодой мужчина и женщина в полосатых облегающих одеяниях стояли
перед Оскаром и Биди, держась за руки, вполоборота друг к дружке...
Оскар медленно обошел ледяную глыбу.
- По каталогу выписал? - спросил он наконец.
- Да, от Дмитрича. - Биди показал фирменное клеймо.
- Вижу. Заплатил уже?
- Еще нет. А в чем дело? У тебя такое лицо...
- Докатился Дмитрич, новоделы продает, - Оскар показал на внешне
безупречном кристалле несколько белесых точек, изобличающих использование
просветлителя.
- А ты, значит, новоделы презираешь?..
- Почему? Но пойми, творить новоделы - это одно, а покупать - совсем
другое. К тому же у меня новодел и зовется новоделом, а столичники,
похоже, навострились выдавать его за антик...
- Что же мне делать?
- Еще заметь - эта парочка смотрится только спереди, а сзади лед
огранен под бриллиант. Уж если творить новодел, по-моему, так он должен
смотреться с любой стороны, хоть с нижнего торца... А это - халтура.
Докатились столичники, надо же...
- Я тебя спрашиваю, _ч_т_о_ мне делать?!
- Не ори, я не глухой. Можешь оставить у себя. Но, кроме нас с тобой,
никто этого и не заметит... Даже ты не заметил... - Оскар хмыкнул и бросил
на Биди мимолетный взгляд, - ...разве что Мариус, но он сейчас занялся
литой скульптурой и прилепился к муниципальной галерее; никуда не ходит. А
еще лучше, заплати караванщикам и пускай они везут эту подделку назад.
Дмитричу же напиши, что собираешь только антики, а если вдруг понадобится
новодел, то Оскар Пербрайнт сделает и быстрее, и дешевле, и... лучше. Это
я мягко выразился. Чтоб Дмитрич не взвился.
- Это точно... Они у тебя как живые.
- Может, они и есть живые?..
- Брось. Ты бредишь. Просто тебе вредно для психического здоровья
ходить на похороны.
- Это ты прав, Ив... Насчет похорон.

...И в самом деле - Оскар продремал почти все представление. Другое
дело - землянин, он так и впился взглядом в сцену. Особенно его увлек
танец, изображающий схватку с хищными пингвинами. Мужчина в прозрачном
плаще выписывал на ледяной террасе сложные траектории, подобное можно было
наблюдать и на Земле; а вот танец актеров-пингвинов впечатлял новизной.
Быстрее взгляда метались они по сцене, искусно прыгая с террасы на
террасу, увертываясь от молниеносных выпадов и сверкающих размахов длинных
мечей. Больше всего землянина удивило, что на ногах артистов не было ни
коньков, ни полозьев: вообще никакой обуви.
- На чем же они катаются? - спросил он.
- На собственной коже, - очнувшись, ответил Оскар. - Она у них, как
протекторы у каравана, разве что профиль рисунка другой. А пингвины у них
здорово получаются, именно так эти твари и кидаются на тебя - стрелой, но
в любой момент могут увернуться, гады.
- В развязке танца человек упал в одиноком луче синего прожектора на
туши сраженных "пингвинов", раскинув руки с мечами, крестом.
Потом на просцениуме высветились шахматные квадраты, и по подиумам,
обтекающим террасы сцены, бесшумно съехали два кристалла. Они раскрылись,
и тут Оскар проснулся окончательно - в левом, закрыв глаза, стояла Сибил
Тепанов. В другом кристалле стоял молодой человек несколько хрупкого
телосложения. С первыми, тягучими еще нотами увертюры, их глаза медленно
раскрылись, и они, словно сомнамбулы, сошли со своих ледяных пьедесталов
скользящими длинными шагами. Из ложи ближнего яруса Оскар отлично видел,
что глаза Сибил еще не обрели ясности, они были томны и невыразительны,
словно в огромной пустой пещере, и эхо повторяло каждую фразу. Глаза
артистов обрели ясность; они повернули головы сначала в одну сторону,
потом в другую; наконец встретились взглядами и двинулись навстречу друг
другу, протянули руки, вот-вот их ладони должны были сомкнуться, но...
разошлись в паре дюймов. Музыка набирала темп, ожили лучи прожекторов, и
уже не шепот, а полный голос сопровождал мелодию, а они все не могли
встретиться. Движения их стали быстрыми, потом - стремительными,
траектории невообразимо усложнились, но встретиться на малом шахматном
пространстве им так и не было суждено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17