Но рисунок выглядел красиво, и я промолчал, наблюдая вблизи за ее работой. Наконец занавес на входе откинулся, и в комнату вошли двое.
Они будто заполнили собой всю комнату – рыжий и седой. От солнечных лужиц их отделял какой-то фут. Мой дед был одет в голубую, цвета барвинка одежду, окаймленную золотым шитьем. Камлак был в черном. Потом я узнал, что он всегда носил черное. На плече и руках сверкали драгоценные камни. Рядом со своим отцом он выглядел проворным и молодым, его движения были упруги и резки, как у лисы.
Мать встала. На ней было домашнее темно-коричневое одеяние. Шелк переливался на фоне ее волос. Но вошедшие даже не взглянули на нее. Будто в комнате никого, кроме меня, малыша, стоявшего у ткацкого станка, не было.
Дед показал головой на дверь: «Выйдите». Шурша одеждами, женщины молча поспешили на выход. Моравик приготовилась заупрямиться и надулась как куропатка. Жестокий взгляд голубых глаз хлестнул ее, и, не осмелившись на большее, она, фыркнув, вышла. Взгляд остановился на мне.
– Незаконнорожденный сын твоей сестры, – сказал король. – Изволь. В этом месяце исполняется шесть лет. Рос как сорная трава. Другого такого чертова отродья не сыскать. Только погляди. Черные волосы, черные глаза и боится холодного оружия, будто его подменили в Пустых горах. Скажи мне, что его зачал сам черт, и окажешься прав.
Вопрос дяди, обращенный к матери, состоял лишь из одного слова:
– Чей?
– Думаешь, мы не спрашивали ее, дурень? – ответил дед. – Ее пороли, пока женщины не сказали, что может случиться выкидыш, но не добились ни слова. Наверное, уж лучше бы так и случилось. Женщины несли какую-то чушь о нечистой силе, являющейся к девушкам по ночам. Они слышали это еще от прабабушек. Глядя на него, думаешь, что они оказались правы.
Камлак, золотоволосый и ростом за метр восемьдесят, поглядел на меня сверху вниз. У него были такие же, как и у моей матери, голубые глаза, даже еще ярче. На его мягких замшевых сапогах желтела засохшая грязь. От него пахло потом и лошадьми. Он пришел посмотреть на меня как был – прямо с дороги. Я хорошо помню его взгляд. Мать стояла молча, а дед метал молнии из-под насупленных бровей. Всякий раз, когда он сердился, он дышал резко и прерывисто.
– Поди сюда, – сказал дядя.
Я сделал шагов шесть вперед. Не осмелясь подойти ближе, остановился. В трех шагах он казался еще выше.
– Как тебя зовут?
– Мирдин Эмрис.
– Эмрис? Дитя света, принадлежащее богам? Не слишком подходящее имя для чертова отродья.
Снисходительность его тона придала мне храбрости.
– Меня называют еще Мерлинус, – отважился я. – Римское название сокола, Коруолча.
– Сокол! – рявкнул дед, презрительно хмыкнув. Его кольчуга зазвенела.
– Пока маленький, – защищаясь, сказал я и умолк под задумчивым взглядом дяди.
Он погладил свой подбородок и вопросительно посмотрел на мать.
– Необычный набор имен для христианского семейства. Выходит, черт был римлянином?
Мать вздернула голову.
– Может быть. Откуда я знаю? Было темно.
Мне показалось, что у дяди на лице отразилось мимолетное удивление. Король со злости махнул рукой.
– Видишь, что приходится выслушивать. Сказки и ложь о колдовстве. Какое хамство! Принимайся за работу, девчонка, и избавь меня от вида твоего побочного сынка. Теперь твой брат вернулся домой, и мы найдем человека, который заберет вас обоих, чтобы не путались здесь под ногами! Камлак, я надеюсь, ты понимаешь, что пора жениться и заводить сыновей. Иначе это все, чем я располагаю.
– О, я – за! – с легкостью согласился дядя. Обо мне забыли. Им надо было идти, и я больше не волновал их. Я разжал руки и отступил полшага назад, потом еще.
– Но ведь вы завели себе новую королеву, и мне говорили, что она уже беременна?
– Не имеет значения. Ты должен жениться, и быстро. Я уже старик, а мы живем в неспокойное время. Что же до этого парня, – я застыл, – забудь о нем. Кто бы ни приходился ему отцом, если он не проявил себя за шесть лет, ему не суждено сделать этого сейчас. Пускай даже его отцом окажется сам Его величество Вортигерн. Из него ничего не выйдет. Замкнутое отродье, скрывающееся по углам. Не играет даже с ровесниками. Боится, наверное. Шарахается от собственной тени.
Дед отвернулся. Камлак и мать обменялись взглядами, глазами сообщая что-то друг другу. Затем дядя снова посмотрел на меня и улыбнулся.
Я до сих пор помню, что комната будто озарилась, хотя солнце уже село и унесло с собою свое тепло. Скоро должны разносить свечи.
– Ладно, – сказал Камлак, – в конце концов он всего лишь соколенок. Не требуйте от него многого, сэр. В свое время вы наводили страх на более достойных людей.
– Тебя? Ха!
– Смею заверить вас.
Король бросил на меня быстрый взгляд из-под своих густых бровей. Нетерпеливо вздохнув, он расправил на руке мантию.
– Ладно, пускай себе. О, боже милостивый, как я голоден. Время ужина давно прошло, но ты, наверное, останешься верен своей чертовой римской моде – захочешь сначала помыться. Предупреждаю: после твоего отъезда мы ни разу не топили печей.
Дед развернулся, взмахнул мантией и вышел, не переставая говорить. Я услышал, как мать с облегчением вздохнула. Она села. Дядя протянул ко мне руку.
– Иди сюда, Мерлин, поговорим, пока я моюсь в вашей холодной уэльской воде. Мы, принцы, должны знать друг друга.
Я стоял как вкопанный, памятуя о находившейся рядом и молчавшей матери и о том, как тихо она села.
– Иди, – мягко позвал меня дядя и снова улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21