Наверху, в садах.– И что случилось?– О, он пытался заставить меня сказать, где ты. Я что-то наврала, и он поймал меня – мне никогда не везло с выдумками. Затем я ухитрилась убедить его, что мы уезжаем на монпельерском автобусе.– Наверное, он поехал за ним?– Да, надеюсь, – сказала я весело. – И это в противоположном от Авиньона направлении.– Знаю.Что-то в его тоне заставило меня быстро взглянуть на него. Он сидел, придерживая Роммеля коленями, и смотрел перед собой с выражением, которое трудно было разгадать. Все еще бледный, напряженный, кожа туго обтягивает скулы. Его глаза казались огромными, и, когда он повернулся в ответ на мой взгляд, в них проглянуло сквозь слезы, беззвучно катившиеся по щекам, страдание и какое-то возбуждение. У меня сжалось сердце, и я позабыла об осторожности. Левой рукой я дотянулась до его колена.– Ничего, Дэвид. Было так плохо?Он помолчал секунду, а когда ответил, голос его снова был сдержанным:– Откуда вы узнали о моем отце?– Боюсь, по отелю ходят сплетни. Кто-то, следивший за этим делом, узнал твою мачеху. Ты ожидал, что можешь встретить его в Ниме?– Нет. Я думал, что он мог последовать за нами сюда, но не знал… Думал, не будет вреда, если я выберусь из Авиньона на один денек. Вы… вы не сказали ему, что мы остановились в Авиньоне? – Ужас снова звучал в его голосе.– Конечно, нет. Это очень важно, чтобы он не нашел тебя?Он кивнул утвердительно поверх головы Роммеля.– Ужасно важно. Я не могу выразить, как важно. Это… это дело жизни и смерти.Эти избитые, сверхдраматические слова, произнесенные дрожащим детским голосом, ни в малейшей степени не показались смешными, а напротив, были очень убедительны.– Дэвид!– Да?– Может, тебе станет легче, если ты расскажешь обо всем?– Не знаю. Что вам наболтали в отеле?– Немногое. Только то, что в свое время печатали в газетах. Видишь ли, если бы ты рассказал мне о своем отце раньше, как только увидел его в Ниме, этого не случилось бы. Из услышанного в отеле я заключила, что, возможно, нежелательно позволить твоему отцу найти тебя. И когда я затем встретила его в Ниме и поняла, что именно его голос напугал тебя на арене, мне стало ясно, что ты, что бы ни случилось, не хочешь попасть ему в руки. Это все.В зеркальце заднего обзора по-прежнему не было видно ничего, кроме отбрасываемой колесами назад узкой белой дороги.– Это и есть все, – сказал, наконец, Дэвид. – За исключением одного. Миссис Селборн, есть еще одно важное обстоятельство.– Какое же, Дэвид?Он быстро произнес:– Не говорите никому о том, что случилось сегодня.– Но, Дэвид, как я могу. Твоя мачеха, она, конечно же, должна…Его руки судорожно вцепились в шерсть собаки, и Роммель протестующе взвизгнул.– Нет! О, пожалуйста, миссис Селборн, пожалуйста, не говорите. Это только ужасно ее взволнует и никому не принесет пользы. Этого больше не случится, потому что я никуда не буду выезжать. И через несколько дней мы отправляемся на побережье. Поэтому, пожалуйста, сохраните случившееся в секрете! Я бы не просил, если бы это не было так важно.Я помолчала минуту. Машина выла, поднимаясь по крутой дороге. Впереди виднелись густые заросли деревьев и золотистые арки Пон-дю-Гар.– Хорошо, – сказала я. – Не знаю почему, но сделаю, как ты просишь. Хотя я по-прежнему думаю, что надо все рассказать твоей мачехе. Но я не буду.– Клянетесь сердцем Христовым?Не думаю, что когда-нибудь еще просили принести эту детскую клятву с такой лихорадочной настойчивостью. Я улыбнулась:– Клянусь.Рядом раздался вздох облегчения.– Вы ужасно хорошая, – сказал Дэвид простодушно.– Спасибо.– Как… как он выглядел?Я сбавила скорость и пристроилась за большим тормозившим фургоном с воклюзскими номерными знаками. В зеркальце вес еще ничего. Но перед глазами у меня стояло лицо Ричарда Байрона, гневное и мрачное, с нахмуренными бровями и сжатыми губами, и я чувствовала боль в запястье, которое он тогда сжал.– Он выглядел довольно хорошо, – сказала я осторожно, – но, конечно, был рассержен и вел себя не очень приятно. Я не виню тебя за испуг, ты знаешь; я глупо перепугалась сама. Хотела бы я знать…– я оборвала фразу.– Вы хотели бы знать, не сумасшедший ли он? – спросил слабый голос возле меня. – Да, я думаю, он… наверное, он может таким быть. Вполне сумасшедшим.Мы въехали в Пон-дю-Гар и остановились перед отелем.
Поспешно окинув взглядом столики на террасе, мы убедились, что Луиза уже уехала домой, и поэтому снова отправились в путь. В течение второй половины дороги мы почти не разговаривали. Я не спускала глаз с зеркальца заднего обзора и вела машину насколько могла быстро.Дэвид сидел рядом, сгорбившись и прижимая к себе Роммеля. Мы промчались через пригороды Авиньона и проползли по подвесному мосту около шести часов вечера. Странно! Всего после двух дней пребывания в городке возвращение в Авиньон напоминало возвращение домой. Вероятно, после событий этого дня отель казался нам убежищем, где можно спрятаться и запереть за собой дверь.В этот раз я проехала прямо через Порт-дель-У, чувствуя, что не вынесу еще десяти минут на открытой окружной дороге. Мы пробирались узкими улочками со скоростью кота, возвращающегося домой. Автомобиль въехал в гараж и остановился, похоже со вздохом облегчения, как раз когда пробили часы на Плас-де-Лорлож.Час аперитива. Луиза, наверное, сидит в тихом дворе, попивая вермут, как вчера и позавчера.Я вылезла из машины и улыбнулась Дэвиду:– Я подумываю о ванне перед обедом. Мы провели очень приятный денек, не так ли? На тебя произвела огромное впечатление арена, насколько я помню.Он с трудом улыбнулся:– Спасибо, что вы взяли меня с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65