Я лично променяла бы все здание, со всеми органными трубами, на одну кухню. Это замечательная огромная пещера, в ней пещера поменьше для камина. Большие бревна весело горят в железной корзинке, добавляя сладкий запах к аромату пищи и кофе и освещая большую комнату живым пульсирующим огнем. На стенах висят вязанки высушенных растений и связки лука, сияя и шевелясь в потоках теплого воздуха. В центре кухни – огромный деревянный стол. В углу Адони жарил что-то на электроплите, которую, наверное, построил вместе со Спиро. Прекрасно пахло кофе и ветчиной.«Яичницу с ветчиной будешь?» – спросил Макс.«Придется, – заявил Адони через плечо. – Я уже приготовил».«Ну…» – сказала я, а Макс вытащил для меня стул в конце стола ближе всего к огню, где довольно любопытный набор тарелок и приборов занимал примерно пятидесятую часть стола. Адони поставил передо мной тарелку, и я поняла, что зверски хочу есть. «А вы уже?»«Адони да, а я как раз дошел до стадии кофе. Налить немного сразу?»«Да, пожалуйста. – Я подумала, тактично ли спросить про сэра Джулиана, и это заставило меня вспомнить про одолженный наряд. – Мои вещи не высохли, и я взяла халат твоего отца. Он будет возражать, как ты думаешь? Он очень роскошный».«Смех в зрительном зале. Конечно, нет. Будет восхищен. С сахаром?»«Да, пожалуйста».«Приступай. Если сможешь все это съесть, сомневаюсь, что выживет хоть один микроб воспаления легких. Адони отлично готовит, если его заставить».«Это превосходно», – пробормотала я с набитым ртом.Адони выдал мне потрясающую улыбку и сказал: «Очень приятно. – А потом Максу что-то напоминающее фразу, которую я пыталась выучить в разговорнике. – Она говорит по-гречески?»Макс сделал головой странное движение, так всхрапывают упрямые верблюды, а греки говорят «нет». Мальчик выпустил из себя поток речи, в которой я не услышала ни одного на что-то похожего слова. Он был, скорее, возбужден, чем выражал какие-то опасения. Макс слушал без комментариев, только раза два вставил греческую фразу, одну и ту же, которая притормаживала словесный поток Адони, наверное, просил говорить помедленнее. Я ела и старалась не замечать, что Макс все больше хмурится, а Адони говорит все эмоциональнее.В конце концов мальчик закончил, увидел мою пустую тарелку. «Еще хотите? Или сыра?»«Спасибо. Это было прекрасно».«Еще кофе, может?»«А есть?»«Конечно. – Макс налил, подвинул сахар поближе. – Сигарету?»«Нет, спасибо».Он засовывал пачку в карман, когда Адони, который убирал мою тарелку, произнес что-то по-гречески, и Макс протянул ему пачку. Мальчик вытащил три сигареты, улыбнулся, сказал что-то Максу, добавил: «Спокойной ночи, мисс Люси», – и ушел через дверь, которой я раньше и не заметила, в дальнем углу кухни.Макс сказал просто: «Прости за тайну. Мы укладывали отца спать».«Ему уже лучше?»«Будет. Ты, надо полагать, знала про его… трудности?»«Нет, откуда? Не представляла».«Но ты в том же бизнесе… Наверное, должны были распространиться слухи».«До меня не дошли. Скорее всего, были, но я знала только, что с ним что-то не в порядке. Я предполагала, сердце или что-то еще. И, честное слово, никто здесь… По крайней мере Фил не говорила, а она бы все первая услышала. Она знала только то, что ты сказал Лео – что он был болен и в больнице. Это с ним часто?»«Если бы ты спросила вчера, сказал бы, что, вероятно, не случится больше никогда».«Он заговорил?»«Слегка».«Сказал, кто это был?»«Да».«И о чем они говорили?»«Вот это нет. Он просто повторял, что из него ничего не выудили. С вариациями. Больше всего был доволен собой. А потом заснул».«Знаешь, по-моему, не надо беспокоиться. Готова спорить, что он ничего не сказал».Он посмотрел удивленно. До сих пор не замечала, что у него такие темные глаза. «Почему ты так уверена?»«Ну… Ты был расстроен, а мне ничего не оставалось, как наблюдать. Вот что я заметила. Он был определенно пьян, но сосредоточился не выдать что-то, что знает. Забыл почему, просто знал, что нужно. Он не должен никому говорить о… о том, что делали вы с Адони. Он так опьянел, что не мог понять, кто безопасен, а кто нет, но не выдавал ничего. Он даже вам с Адони не отвечал из-за меня, и даже на неважные вопросы, например, что случилось с Михаилом. А как он читал стихи и тянулся к магнитофону… Что ли скажешь, что он имеет обыкновение давать шекспировские концерты у себя дома? Актеры этого не делают. Слушай, не сердишься, что я это говорю? Может, я лучше…«Нет. Продолжай».«Я поняла, что он читает стихи потому, что в этом случае он может продолжать бесконечно без риска сказать что-то не то. И поэтому же он заводил магнитофон».«Да, это могло помочь. И я уверен, что встреча в гараже была случайной. Если бы нас с Адони подозревали, следили бы за нами, а может, и перехватили бы по дороге домой».«Ну и вот. Если бы твой отец проболтался или даже намекнул, где вы, была бы масса времени вызвать полицию или… что-нибудь».«Конечно», – он посмотрел немного странно.«Но перестать беспокоиться о твоем отце… не знаю. Не разбираюсь в этом. Вдруг он начнет пить опять?»«Заранее не скажешь. Он не алкоголик, даже не приближался к этому состоянию, просто периодически начинал пить, чтобы выйти из приступов депрессии. Можно только ждать».Я больше ничего не сказала, подвинула стул к огню и устроилась допивать кофе. Бревна потрескивали, из них пузырями выходила смола, маленькими опаловыми шариками подпрыгивала на углях. Комнату заполняли звуки ночи – огонь, хруст древних полов, успокаивающихся после дневной нагрузки, звуки старой системы отопления. Я протянула ноги к огню, неожиданно совсем рядом громко запел сверчок, я подпрыгнула, посмотрела на Макса, и мы улыбнулись друг другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78