– Я снова улыбнулась. – Ладно, кто бы ты ни был, мое дело сказать: рада тебя видеть. Вся эта «вина» – ерунда, и папа первый так бы сказал. Давай больше не будем об этом, пожалуйста.Я разогнулась, встав со скамеечки, и протянула к нему руки. Он шагнул вперед, взял их в свои, а потом притянул меня к себе и по-братски поцеловал в щеку. Я инстинктивно отшатнулась. Сначала он попытался удержать меня, но потом рассмеялся. Я набрала в грудь воздуха, хотела что-то сказать, но не успела – он поднял руки, сдаваясь:– Ладно, ладно, молчи. Вижу, мы так и не научились тебя дурачить.– Так зачем же пытались?Почему-то я не переставала анализировать и злилась.– Просто так, – легко ответил он и выждал, словно предлагая сказать еще что-нибудь, но я молчала. Момент не очень располагал к объяснениям. С виду я запросто могла принять Джеймса за Эмори, но прикосновения, а тем более поцелуя я бы никогда не спутала. Как только он взял меня за руки, я поняла, кто это. Сверкая на солнце, между нами плыла пыль. Сквозь нее я видела его глаза, по-прежнему улыбающиеся и – я не сомневалась – настороженные.Но он начал говорить о моем отце. Я слушала, благодарила его и что-то отвечала, но не могла освободиться от затмевавших все остальное мыслей. Я вдруг заметила, что не могу встретиться с ним взглядом, и отвернулась, снова устроившись на скамеечке у окна.Приятный холодноватый голос замолк, а когда он заговорил снова, я уловила перемену.– Бриони. Постарайся не очень горевать. Мы тебя не оставим. – Поколебавшись, он добавил, словно отве чая на что-то и, видимо, стараясь покончить с этим: – Пока не время говорить о поместье, но не беспокойся, мы что-нибудь придумаем.Слова звучали ласково, но мне показалось, они снова и снова звенят у меня в ушах. Я что-то ответила, не помню что, а потом вдруг спросила:– Как здоровье дяди Говарда?Джеймс присел за одну из парт и как будто расслабился.– Ему получше; во всяком случае, говорят, ему ничто не угрожает, но до выздоровления далеко. Отцу придется отойти от дел, ты знала об этом? Все усложнилось. Боюсь, он еще долго не сможет приехать. Никак. А ты когда собираешься устроить поминание дяди Джона?– Я еще не говорила с викарием. Думаю, с этим можно подождать, пока дядя Говард не сможет принять участие. Так ведь будет лучше, правда?– Я знаю, он хотел бы приехать.– Наверное, Эмори отправился к нему в Херес? – спросила я. – Раз ты здесь.– Он ездил пару раз навестить отца, но чаще всего сидит здесь, в Бристоле или в Лондоне. Без отца многое стало труднее.– А ты, ты когда приехал?– В конце апреля. Мы понадобились Мигелю, и я подменил близнеца здесь. Брат очень переживал, что не может приехать на кремацию, но было невозможно. Извини.– Ничего, я понимаю. А про Френсиса ты что-нибудь слышал?– Ни слова. Думаю, и ты тоже? Наверное, все так же отшельничает в Дербишире. Не знаешь, с кем он там?– Понятия не имею. Но, зная Френсиса, думаю, он сам по себе.Джеймс пожал плечами:– Вероятно. Но без сомнения, скоро будет здесь.– Джеймс...– Да?– Джеймс, это ты прошлой ночью был в ризнице?Он вздрогнул и выпрямился. Я заметила, как сузились его зрачки, потом серые глаза затуманились, словно Джеймс что-то подсчитывал, и он рассеянно спросил:– В ризнице?– Да, в ризнице. Не ты?– Нет, не я. Какого черта мне делать в ризнице?– Понятия не имею. Вчера поздно вечером я пошла в церковь и увидела кого-то в ризнице. Как только я вошла, он убежал, пересек церковный двор, перескочил через ограду и скрылся в саду. Он видел меня, но не остановился и ничего не сказал.– Глупо. Как ты думаешь, зачем мне убегать, а тем более от тебя?– Не знаю. Но это мог быть Эмори.– Ну и чем это лучше? – Он взглянул на меня. – А ему что там делать? И почему бы он не остановился и не поговорил с тобой? А с чего ты взяла, что это кто-то из нас?– Мне так показалось. Было темно, но я подумала, что это ты или Эмори.– А ты сама не попыталась с ним заговорить, кто бы он ни был?Джеймс ждал ответа, его глаза простодушно расширились. Я знала этот взгляд, словно говорящий «я никогда не был даже рядом с садом», когда яблоки так и сыпались из карманов. Я улыбнулась про себя и дала ему почувствовать эту улыбку, а сама смотрела на искорки в его глазах и не сомневалась в его лукавстве. Отвернувшись к окну, я посадила себе на колено Пота.– Нет. Ну да все равно. Что бы тебе там делать? Я просто подумала, что это кто-то из вас, и мне показалось, что это ты. А насчет Эмори – что это за слухи про него и Кэти? Между ними в самом деле что-то есть?– Да. Они познакомились совершенно случайно, потом встречались в городе, а потом выяснилось, что оба имеют отношение к Эшли. И вот, одно за другим, и – да, можно сказать, между ними что-то есть.– Это серьезно?– Не уверен. То есть со стороны близнеца вряд ли.– Значит, насчет Кэти ты уверен?– Насколько могу судить.– Вы с Эмори обычно не имели секретов друг от друга.– Теперь мы выросли.– Похоже, не так уж и выросли, – сказала я резковато, – раз по-прежнему играете у всех на нервах, выдавая себя друг за друга.– Так удобнее, – ответил он, приподняв бровь и словно говоря, что не хочет ничего объяснять.И не будет. Я прекрасно знала это «так удобнее»: они с Эмори часто выдавали себя друг за друга просто для забавы, ради путаницы или даже за деньги. Один из близнецов, при необходимости провернуть дело где-то в другом месте или желая избежать неприятной встречи, упрашивал, или шантажировал, или просто платил другому, чтобы тот его подменил. Характерно, что именно Джеймс зачастую оказывался жертвой подобного шантажа со стороны брата. И всех выводило из себя, когда они обращались друг к другу «близнец», не давая возможности определить, кто есть кто, если хотели всех запутать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87