.. Казачьи сотни на рысях быстро разворачивались в лаву, - в ее гуще плеснуло атаманское знамя. Казаки поворачивали навстречу этим мчавшимся с холмов конным массам... Плотная казачья лава, ощетиненная пиками, пятилась, строилась и враз послала коней, - две лавы, эта и та, с холмов, сближались и сошлись... Огромная туча пыли встала над этим местом...
Начдив повел биноклем ближе и увидел, как панически поднимаются залегшие цепи пластунов...
"Эге, - сказал сам себе начдив, - значит, вот почему предвоенсовета так нажимал по телефону, чтоб нам держаться до последней крови... Так то ж подошла Стальная дивизия Дмитрия Жлобы..."
Вслед за конницей, налетевшей на казаков, поднялись из-за холмов густые ряды стрелковых цепей Стальной дивизии. А дальше, на самом горизонте, уже виднелись сквозь пыль - верблюды, телеги, толпы народа. Это были огромные обозы дивизии, тащившей за собой, как вскоре выяснилось, десятки тысяч пудов пшеницы, бочки со спиртом, сотни беженцев, стада коров и овец...
Много казаков легло в этом бою. Разбитая белая конница ушла на запад, пехота, заметавшись между цепями Стальной дивизии и морозовцами, частью была побита, частью сдалась. Когда все кончилось, - а бой длился около часу, - начдив сел на коня и шагом поехал по равнине, усеянной павшими людьми и конями. Еще кое-где дымилась земля и стонали неподобранные раненые. Навстречу начдиву выехала группа всадников. Передний из них, одетый по-кубански, с газырями, с большим кинжалом на животе и башлыком за плечами, загорячил вороного коня, подскакал к начдиву и, осадив, сказал резким повелительным голосом:
- Бывайте здоровы, товарищ, с кем я говорю?
- Вы говорите с начальником морозовско-донской дивизии, здравствуйте, товарищ, а вы кто будете?
- Кто буду я? - усмехаясь, ответил всадник. - Вглядись. Буду я тот самый, кого главком Одиннадцатой объявил вне закона и хотел расстрелять в Невинномысской, а я - видишь - пришел в Царицын, да, кажется, вовремя.
Начдиву не слишком понравилась такая длинная и хвастливая речь; нахмурясь, он сказал:
- Значит, вы будете Дмитрий Жлоба...
- Так будто меня звали с детства. А ну, укажи, - где мне здесь поговорить по телефону с военсоветом.
- Я уже говорил, военсовету все известно.
- А на что мне, что ты говорил, мой голос пускай послушают, - надменно ответил Дмитрий Жлоба и так толкнул коня, что вороной жеребец сиганул, как бешеный.
7
Тогда же, поздно вечером, Иван Ильич послал полковнику Мельшину записку: "Петр Николаевич, я здесь, очень хочу тебя видеть..." Мельшин ответил с тем же посланным: "Очень рад, управлюсь - приду, много есть чего порассказать... Между прочим, здесь твоя..."
Но карандаш ли у него сломался или писал впотьмах, только Иван Ильич не разобрал последних слов, хотя и сжег несколько спичек...
Мельшин так и не пришел. После полуночи степь начала освещаться ракетами. На батарее был получен приказ - приготовиться.
- Ну вот, товарищи, надо считать, что начинается, - сказал Иван Ильич команде. - Значит, давайте стараться, чтобы уж ни один снаряд не разорвался даром... И еще, значит, вам известен приказ командарма, чтобы без особого распоряжения ни на шаг не отступать. В бою всякое бывает, значит... ("Вот черт, - подумал, - что ко мне привязалось это "значит"). В пятнадцатом году у нас в тылу ставили пулеметы, генералы не надеялись, что мужичок всю кровь отдаст за царя-батюшку... Хотя, надо сказать, уж как, бывало, в окопах честят Николашку, а Россия все-таки своя... Страшнее русских штыковых атак ничего в ту войну не было...
- Командир, ты чего нам поешь-то? - вдруг сипло спросил Латугин. - К чему? Ну?
Иван Ильич, - будто не услышав это:
- Нынче за нашей спиной пулеметов нет... Страшнее смерти для каждого из нас - продать революцию, значит, - чтоб своя шкура осталась без дырок... Вот как надо понимать приказ командарма: чтобы не ослабеть в решающий час, когда земля закипит под тобой. Говорят, есть люди без страха, - пустое это... Страх живет, головочку поднимает, - а ты ему головочку сверни... Позор сильнее страха. А говорю я к тому, товарищ Латугин, что у нас есть товарищи, еще не испытавшие себя в серьезных боях... И есть товарищи с больными нервами... Бывает, самый опытный человек вдруг растерялся... Так вот, если я, командир, ослабел, скажем, пошел с батареи, - приказываю застрелить меня на месте... И я, со своей стороны, застрелю такого, значит... Ну, вот и все... Курить до света запрещаю...
Он опять кашлянул и некоторое время шагал позади орудий. Хотел сказать много, а как-то не вышло...
- Разговаривать не запрещаю, товарищи...
- Товарищ Телегин, - позвал опять Латугин, и Иван Ильич подошел к нему, заложив за спину руки. - Вот еще до военной службы походил я по людям... Гол и бос и неуживчив - и на пристанях грузчиком, и по купцам дрова рубил, нужники чистил, у архиерея был конюхом, да поругался с его преосвященством из-за пустых щей... С ворами одно время связался... Всего видал! Ох, и дурак же, был, драчун; бивали меня пьяного, мало сказать, что до полусмерти...
- Из-за баб, надо понимать, - сказал Байков, и слабый свет далеко лопнувшей ракеты осветил его мелкие зубы в густой бороде...
- Из-за баб тоже бивали... Не к тому речь. А вот к чему: ты, товарищ Телегин, нам не то сказал, - вокруг да около, а не самую суть... Революционный долг, - ну, что ж, правильно. А вот почему долг этот мы на себя приняли добровольно? Вот ты на это ответь? Не можешь? Другую пищу ел. А нас в трех щелоках вываривали, душу из нас вытряхивали - уж, кажется, ни одно животное такого безобразия не вытерпит... Да ты бы на нашем месте давно, как мерин, губу повесил и тянул хомут. Постой, не обижайся, мы разговариваем по-человечески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20