Юноши были ровесники, оба красивы и друзья. Юноши учились оба прилежно, оба были нрава хорошего. Юлий отличался более в изучении поэтов и математики, Памфилий же в изучении философии. За год до окончания их учения Памфилий, придя в школу, объявил учителю, что мать его, вдова, уходит с друзьями в небольшой городок Дафну, и что он должен итти с матерью, чтобы помогать ей, и потому должен оставить учение. Жалел учитель о потере ученика, делавшего ему честь; жалел Ювеналий, но больше всех жалел Юлий. На все увещевания оставаться и продолжать учение Памфилий остался непреклонен и, поблагодарив своих друзей за любовь к нему и заботы о нем, расстался с ними. Прошло два года, Юлий окончил учение и за все это время ни разу не видал своего друга. Однажды он встретил его на улице, зазвал к себе в дом и стал расспрашивать о том, как и где он живет. Памфилий рассказал ему, что он с матерью живет все там же. - Живем мы, - говорил он, не одни, но с нами много друзей, с которыми у нас все общее. - Как общее? спросил Юлий. - Так, что никто из нас ничего не считает своим. - Зачем же вы это делаете? - Мы христиане, - сказал Памфилий. - Неужели? - воскликнул Юлий. Христианином быть в то время было то же, что в наше время заговорщиком. Как только кого обличали в христианстве, так тотчас его сажали в тюрьму, судили его, и если он не отрекался, то казнили. Это-то ужаснуло Юлия. Он слышал всякие ужасы про христиан. - А как же мне говорили, что христиане убивают детей и едят их? Неужели и ты участвуешь в этом? - Приди и посмотри, - ответил Памфилий. - Мы ничего не делаем особенного, мы просто живем, стараясь не делать ничего дурного. - Но как же можно жить, ничего не считая своим? - Мы кормимся. Если мы отдаем братьям наши труды, то они отдают нам свои. - Ну, а если братья берут труды ваши, и не отдают их, тогда как же? - спросил Юлий. Таких нет, - сказал Памфилий. - Такие люди любят жить роскошно и не придут к нам, жизнь у нас простая и не роскошная. - Да мало ли ленивцев, которые рады будут тому, чтобы их даром кормили. - Есть и такие, и мы охотно принимаем их. Недавно пришел один такой, бежавший раб. Сначала он, правда, ленился и жил дурно, но скоро изменил свою жизнь и теперь стал хорошим братом. - Ну, а если б он не исправился? - Есть и такие. Старец Кирилл говорит, что с такими-то и надо поступать, как с самыми дорогими братьями и еще больше любить их. - Разве можно любить негодяев? - Нельзя не любить человека! - Но как же вы можете давать всем то, что они просят? - спросил Юлий. - Если бы мой отец давал всем, кто просит, у него очень скоро ничего бы не осталось. - Не знаю, - отвечал Памфилий, - у нас остается на нужду. И если и случится, что нечего есть или нечем прикрыться, так мы у других просим и нам дают. Да это редко случается. Мне только раз и случилось лечь спать без ужина. Да и то оттого, что устал я очень и не хотелось итти к брату попросить. - Не знаю, как вы делаете, сказал Юлий, - только, как отец говорит, если свое не беречь, да если еще давать всем, кто просит, так сам с голоду умрешь. - Мы не умираем. Приди, посмотри. Мы живем и не только не нуждаемся, но даже много лишнего у нас. - Да как же это так? - А вот отчего. Исповедуем мы все один закон, но силы исполнения у всех разные; у одного больше, у другого меньше. Один усовершенствовался уже в доброй жизни, другой только начинает ее. Впереди всех нас стоит Христос с своей жизнью, и мы все стараемся подражать ему и в одном этом видим наше благо. Одни из нас, как старец Кирилл и жена Пелагея, стоят впереди нас, другие сзади, третьи еще сзади, но все идут по одному пути. Передовые уже близки к закону Христа - отречения от себя и погубили свою душу, чтобы приобресть ее. Этим ничего не нужно. Эти себя не жалеют и все последнее по Христову закону отдают просящему. Другие есть послабее, такие, которые не могут все отдать: ослабевают и еще жалеют сами себя, ослабевают без привычной одежды и пищи, и не все отдают. Есть еще слабее, те, которые только недавно вступили на путь. Эти живут еще по-старому, удерживают много для себя, и отдают только лишнее. И эти-то задние приходят на помощь передним. Кроме того, все мы перепутаны родством с язычниками. У одного отец язычник, держит имение и дает сыну. Сын дает просящим, но отец опять дает. У другого мать язычница, жалеет сына и помогает ему. У третьего дети язычники, а мать христианка, и дети покоят мать, дают ей и просят не раздавать, а она из любви к ним принимает и все-таки отдает другим. У четвертого жена язычница, а муж христианин. У пятого муж язычник, жена христианка. Так перепутаны все, и передние рады бы отдать последнее, да не могут. Этим-то и поддерживаются слабые в вере, и от этого-то набирается много лишнего. На это сказал Юлий: Но если так, то вы, значит, отступаете от учения Христа, и только вид делаете. А если вы не все отдаете, то и нет между нами и вами разницы. По мне, если уже быть христианином, так исполнять все. Отдать все, и остаться нищим. - А это лучше всего, - сказал Памфилий. - И сделай так. - Да, я сделаю, когда увижу, что вы делаете. - Мы ничего показывать не хотим. И тебе не советую итти к нам и выходить из своей жизни для показа. Делаем мы то, что делаем, не для показа, а по вере нашей. - Что значит по вере? - А по вере значит то, что спасение от зол мира, от смерти только в жизни по учению Христа. И для нас все равно, что скажут про нас люди. Мы делаем не для людей, а потому что только в этом мы видим жизнь и благо. - Нельзя не жить для себя, - сказал Юлий. - Боги сами вложили в нас то, что мы любим себя больше других и ищем себе радостей. И вы то же самое делаете. Ты сам говорил, что и из ваших есть, которые себя жалеют. Они будут больше и больше готовить себе радостей, и все больше будут бросать вашу веру, и будут то же делать, что и мы.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4