Потому что она вдруг, ни с того ни с сего, в ответ на наши жесткие вопросы о политике принялась по-женски плакаться нам, что в коржаковскои книжке рассказано про то, что Боря – не родной сын ее теперешнего (в смысле, тогдашнего) мужа. Причем плакалась Таня в буквальном смысле – пустила слезу, моментально смутив и покорив меня и всех моих друзей. Достигнув этого эффекта, президентская дочка быстренько собрала вещи и, скомкано, всхлипывая, попрощавшись, выбежала на лестничную клетку.
Проводить ее выскочил Леша Венедиктов, который через пять минут вернулся к нам просто с перевернутым лицом:
– Ребята, она сейчас там так расплакалась…
– Крокодиловы слезы. Плохо сыграно, – цинично парировала Танька Малкина. Она оказалась единственной среди всех нас, кого ранимость и беззащитность ее тезки Татьяны оставили холодной как лед.
Все накинулись на Малкину с упреками в излишнем цинизме и доводами типа такие глаза не могут обмануть.
– Могут! Еще как могут! Вы просто не ездили с Елкиным (так старый состав кремлевского пула называл между собой Ельцина. – Е. Т.) в предвыборную кампанию! Вы бы только видели, как они полуживого синюшного, как труп, Ельцина выпихнули к журналистам объявлять, что он отправляет в отставку Чубайса – так вот, вы бы только видели, с каким лицом эта ваша беззащитная и женственная Таня в тот момент выглянула из-за угла и радостно потерла ручки!… Я просто случайно оглянулась и увидела ее: никогда в жизни не забуду этого ее выражения лица!
В общем, мнения экспертов радикально разошлись. Но девяносто девять процентов против одного голосовали за искренность президентской дочки.


* * *

Вскоре мне представился случай проверить, кто же из нас был прав.
В октябре 1997 года я отправилась с Ельциным на Страсбургский саммит Совета Европы. Дико страдая от тошнотворной эльзасской кухни, после работы я тщетно бродила по городу, пытаясь найти хоть один ресторан, где бы мне согласились дать просто прожаренный кусок мяса. А не замаринованный и протушенный перед этим по гадкому местному обычаю. Убив на эти отчаянные поиски часа два и вконец потеряв надежду, я забилась в угол какой-то маленькой харчевни и принялась обреченно жевать гостеприимно предложенный мне омерзительный шукрут.
Я и так-то, когда мне не дают нормально поесть, начинаю беспричинно злиться на всех окружающих, а тут еще, с гадливостью прожевав кусочек предложенной мне шеф-поваром промаринованной свинины, я вдруг обнаружила прямо рядом с собой, за соседним столиком, президентскую дочку Татьяну.
Мало мне было того что еда здесь поганая… – злобно подумала я. – Так теперь еще и вообще поесть спокойно не дадут. Сейчас придется вести светские разговоры и задавать вымученные вопросы.
И, забыв про все журналистские принципы, я малодушно отвернулась в другую сторону и прикинулась увлеченным эльзасским едоком.
Через десять минут, домучив кусок свинины и расплатившись, я, уже на пути к выходу, из приличия все-таки подошла к Татьяне поздороваться. Она женственно разулыбалась, сразу вспомнила про Хартию, и сказала, что мечтает еще раз как-нибудь зайти к нам попить чайку.
На всякий случай я решила спросить ее о слухах, которые стали настойчиво курсировать в кремлевских кулуарах сразу же после аукциона по Связьинвесту:
– Тань, а скажите: правду говорят, что Борис Николаевич разочаровался в молодых реформаторах? И что в ближайшее время возможна их отставка из правительства? – специально как можно более проще сформулировала я вопрос, – чтобы было доходчивее для неискушенной в политике простушки.
Таня разохалась:
– Ой, да ну что вы, Лена! Да нет, конечно! Папа их всех так любит!


* * *

А через месяц кремлевский сиамский близнец начал решающую операцию по зачистке младореформаторов из правительства.
Кстати, о Таниных слезах как о фирменном приеме я потом много слышала от кремлевских и правительственных чиновников. Особенно от тех, кого близнецы внезапно вышвыривали с какого-нибудь поста.
– Представляешь, прихожу я к Тане в ее кремлевский кабинет – выяснять, что за дела. А она – сразу в слезы… Пожалейте, всхлипывает, папу – и рыдать. Ну что ты с ней будешь после этого делать… – так звучало самое типичное описание секретного кремлевского оружия.
Даже удивительно, насколько долгое время этому сиамскому близнецу удавалось оставаться самым рукастым экспонатом кремлевской кунсткамеры, который умудрялся рулить (правда, с чужой подачи) не только страной, но и – что было куда более сложной задачей, – стихийным президентом Ельциным.


Глава 4
ПОД ЗНАКОМ СВЯЗЬИНВЕСТА

Придя в Кремль, я сразу же оказалась на войне. Это была настоящая третья мировая. Огонь на поражение (даром, что информационный) велся между окопами двух самых влиятельных в том момент группировок: Березовского-Гусинского и Чубайса-Потанина за 25% акций компании Связьинвест. Так же, как и абсолютное большинство других политически озабоченных жителей столицы, я не вполне представляла себе в деталях, что же такое этот Связьинвест, и нафиг из-за него разносить вдребезги всю страну – чем, собственно, с азартом и занимались вышеописанные группировки.
В Кремле, на передовой, мне оставалось лишь пригибать голову и любопытствовать, из какого окопа вылетел очередной фаустпатрон.
Теперь, по прошествии нескольких лет, мне кажется крайне символичным, что никто уже об этом злосчастном, роковом для страны Связьинвесте даже и не вспоминает, а один из акционеров, кажется, уже даже добровольно сдал свои акции государству –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19