Уже Берлин.
Какой-то неприятный эпизод с Марией Ильиничной и Надеждой Константиновной, скомканный нервный разговор по пустячному поводу. С трудом скрываемое раздражение Марии Ильиничны.
Кажется, что-то связанное с его переездом в Горки. Собирались торопливо. Командовала Мария Ильинична, как всегда, нервно и не очень толково. Фотиева несколько раз "довозила" расшифровки, стенограммы, книги. Но это уже в середине лета, когда он стал поправляться.
Надежда ездила туда всего несколько раз, работала в Кремлевской приемной, потому что из Москвы проще было добираться в Зубалово к Васеньке, да и надобности в ней, судя по всему, не было. Иосиф вообще не посетил Старика ни разу.
Однажды позвонила Мария Ильинична, спросила, хорошо ли она знает немецкий. Нужна неправленная стенограмма восьмого заседания Конгресса Коминтерна с докладами Владимира Ильича и Клары Цеткин "Пять лет Российской революции и перспективы мировой революции".
- Хорошо. Я привезу.
- И еще. Найдите тетрадь с подготовкой к этому докладу. Черную, текст тоже по-немецки. Она на столе под книгами.
- Хорошо.
- Это просьба Владимира Ильича, лично к вам, секретно... К сожалению, больше попросить некого.
- Передайте Владимиру Ильичу, что я завтра же привезу.
Но тетради она не нашла.
- Как же так! - вспыхнула Мария Ильинична. - Я сама положила ее под книги. Я уверена, что вы плохо искали.
- Я искала хорошо.
- Но если бы вы, если бы вы...
- Не волнуйся, - голос Надежды Константиновны был спокоен, но базедовые глаза за толстыми очками уплывали вбок. - Поезжай сама и найди. Надя человек деликатный, она не стала все переворачивать...
- Да. Я только приподняла книги. Тетради под ними нет.
- Ну вот видишь. Возможно нужно лучше поискать, возможно, Владимир Ильич убрал ее.
- Надо его спросить.
- Ни в коем случае! Теперь, когда дело пошло на поправку, спросить..., - она осеклась.
- Но я помню, помню! Ведь он диктовал мне!
Она примчалась на следующий день. Холодно поздоровалась с секретарями и прошла в кабинет. Фотиева проводила ее долгим и совсем недружелюбным взглядом.
Кто-то тогда пришел в приемную, кажется, Ягода - передать какой-то циркуляр начальнику охраны.
Пребывание Марии Ильиничны в кабинете затянулось, губы у Фотиевой уже сложились в гримасу недоумения. Наконец, Мария Ильинична вышла. Лицо - в красных пятнах, в руках - какая-то книга. Увидев Ягоду, словно споткнулась, кивнула и прошла в покои.
- Мадам не в духе, - довольно громко сказал Ягода Фотиевой. - Ну что ж, пошлю с нарочным. - Проходя мимо Надежды склонил голову в едва уловимо, но очень почтительном поклоне.
И в этот же день опять неприятный разговор. Начался с пустяка, она, перепечатывая дневник дежурных секретарей, поинтересовалась, почему нет многих записей.
- Каких? - холодно откликнулась Лидия Александровна.
- Ну, например, писем к Мдивани и Троцкому. Нет записи от двадцать четвертого января от...
- Письмо Троцкому было передано по телефону, а Мдивани... Двадцать четвертого Владимир Ильич диктовал Марусе.
- Это было секретно, - прошелестела Володичева.
- Надежда Константиновна просила записывать все.
- Я вообще не в подчинении у Надежды Константиновны, - тихо и отчетливо сказала Фотиева, - и меня ее распоряжения не касаются. -Аккуратно положила карандаш в стакан и вышла.
- Что это с ней?
- Зря ты завела этот разговор, - Маруся стала раскачиваться, обхватив голову руками. - И вообще напрасно Надежда Константиновна рассказала Ильичу, что твой муж выругал ее. С этого начались все беды... и письмо это не надо было передавать Мдивани, копия пошла по рукам, все знают...
- Но ведь Иосиф извинился, инцидент исчерпан. Я о другом. Я заметила, что с января у нас здесь какие-то тайны мадридского двора, все от всех что-то скрывают, чего-то не договаривают, дошло до того, что манкируют...
- Молчи, Надя! - вдруг прекратив качаться точно маятник, крикнула шепотом Володичева. - Молчи!
В приемную вернулась Фотиева. Лицо спокойное, посвежевшее, видно умылась холодной водой.
"Я, кажется, была большой дурой".
И все отлетело, смылось волной радости: Павел и Женя проплывали мимо. Лица у них были напряженными - вглядывались в окна вагонов. Она уперлась ладонями в стекло, крикнула: "Павлуша! - и засмеялась. Они не могли ее слышать.
Говорили сразу обо всем: о Васе, о Светлане, об Иосифе, о том помогло ли лечение, а она не могла оторвать глаз от Жени. Такой удивительно красивой она еще не была никогда. Совсем другая женщина - не красавица-"поповна" с толстой косой-короной, а кинозвезда - с глянцевыми губами, ослепительной улыбкой, сверкающим маникюром. Темные волосы, точно нарисованные, симметричными завитками подчеркивают высокие скулы.
- Да, да, мы теперь совсем западные, - насмешливо сказал Павел, перехватив ее взгляд. - Мы и волосы красим, и ногти на ногах, между прочим, тоже. Знай наших новгородских поповен.
Прозвище "поповна" пошло от Владимира Ильича. Как-то увидев Женю в коридоре бывшего Чудова монастыря (коридор длиннющий, и все семейство Аллилуевых - по комнатам), так вот, как-то увидев Женю, он сказал: "Именно такой я и представлял себе поповну".
- Могли ли мы думать в том общежитии, что когда-нибудь у вас будет такая квартира.
- Квартира не наша. Принадлежит посольству, но Евгения чувствует себя вполне хозяйкой.
Что-то в его интонации настораживало, царапало. Она вопросительно посмотрела на Женю. Та ответила глазами: "Ничего, не волнуйся, все в порядке".
Но оказалось, что не все в порядке.
Вечером были гости. Соседи - милейшая чета Финкелей с девочкой, похожей на японку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95