Это ошибка Ленина, которой ты воспользовался, но уравниловка это тоже откат.
- Ничего не понимаю. Объясни мне неразумному, как это воспользовался ошибкой.
- Ты почувствовал тягу бюрократии к хорошей жизни.
- Что же тут плохого. Бюрократы тоже люди.
- Бюрократы - воры. Они и мелкая буржуазия конкурируют за власть. Ты ставишь на бюрократию. На маленьких незаметных людей, которые всем будут обязаны тебе. Теперь они будут всем распоряжаться, и они обглодают страну.
- Интересная мысль. Теперь скажи, зачем мне это нужно?
- Я же сказала - они всем обязаны тебе. Ты их покупаешь, в благодарность они позволят тебе все.
- Значит, я такой дьявол, злодей, соблазняю праведных большевиков, ведь они же все большевики, с этим ты согласна?
- Большевик, отрекшийся от идеи социального равенства, купленный привилегиями, готов к выполнению самых жестоких и несправедливых приказов.
- Приказы буду отдавать конечно я?
- Ты очень хорошо понимаешь людей, чувствуешь их сильные и слабые стороны.
- Это мы уже слышали. Отвечай по существу.
- Я по существу. Ты умеешь играть на плохих, низменных качествах людей.
- Знаешь, что самое печальное? Я знаю наперед все твои доводы. Если скажу, что рабочим не нравится власть кулака и мелкой буржуазии, ты ответишь, что это трюк, подлизывание к рабочим, потому что самому не справится, ты это почти сказала у Молотовых, если я скажу, что момент в стране сейчас очень серьезный, ты возразишь, что я чувствую шаткость своего положения и поэтому не выступаю ни на конференциях, ни на пленумах. Попросту говоря - боюсь...
Впервые она не решалась взглянуть на него, потому что то, что он говорил, было правдой.
- Ты - враг, Надя... Ты мне как ядро на ноге каторжника...
- Какой же выход?
- Выход у тебя есть. Уйди, не мешай.
Если бы одинокий прохожий оказался на Моховой глубокой, темной октябрьской ночью и над черными стенами Кремля увидел два узких освещенных окна, он наверняка бы подумал: "Это Сталин не спит". Но прохожие в такой час по Моховой не ходили - некуда здесь было ходить ночью.
Она не могла уснуть. Иосиф тоже не спал, она слышала, как он из кабинета ходил на кухню. Иногда он любил ночью поесть, и Каролина Васильевна оставляла для него на столе бутерброды и накрытую теплым стеганым "немецким" колпаком кастрюльку любимой гречневой каши с жареным луком. Совсем рядом, через коридор, не спал человек, делавший ее и безмерно счастливой, и безмерно несчастной. Человек, от которого зависела судьба "преступников" числом двадцать один. Придуманная им дата рождения. Никогда не спрашивала, зачем изменил год и дату, хотя могла. Неважно. А сейчас не может совершить самого насущного: пройти несколько шагов по коридору и спросить, что будет с ними, что будет с ней? Что означало "уйди", уйти от него или... вообще? Но ведь он прервал отдых в Сочи, сам приехал за ней, отвез в Москву. Она убеждена - позвонил Стах. Позвонил, когда она уже чувствовала себя здоровой. Почему?
Ведь сначала твердил, что никуда ее не отпустит, что целебный воздух дубравы - лучшее лекарство, рядом Нюра, правда, она очень балует детей. Но они зато они и любят ее сильно. Ничего не хотелось: только сидеть в кресле на веранде и дремать. Все тащили ей что-то. Дети - жуков и бабочек, Нюра и Женя - пенки варенья и ягоды. Потом Стах перестал приезжать ночевать на дачу, она деликатно спросила у Нюры, не слишком ли утомили его многочисленные родственники. Нюра замахала на нее руками:
- Нет, нет, ты же знаешь, для Стаха дети - радость, праздник, он сам становится с ними ребенком, - и вдруг, приникнув, зашептала: - В городе обнаружена какая-то организация. Идут аресты. Какое-то обращение к членами партии. Стах почти не спит. Ужас!
Через несколько дней приехал Стах, осунувшийся, бледный. Спросил, каким-то прокурорским голосом, как себя чувствует.
- Хорошо.
- Вот отлично. Звонил Иосиф, он заедет за тобой.
- Но мне здесь хорошо. И потом... Я хочу заранее договориться о работе.
- Успеешь, успеешь. Не искушай судьбу.
Последние слова - какой-то жесткой скороговоркой. Повернулся и ушел. Поиграл с детьми, пообедал и отбыл.
- Что это с ним? - спросила Женя, войдя на террасу.
- Занят, устал.
- Неет. Что-то другое. Что он тебе сказал?
- Что Иосиф за мной приезжает.
- Тоже не то. Иосиф - это приятное, а он чем-то сильно и неприятно взволнован.
Стах действительно изменился. За день до приезда Иосифа решила съездить в город повидаться с Руфиной. Но Стах на ее заурядный вопрос, в котором часу утром он отправится, ответил, что, к сожалению, "прихватить" ее не может, и вообще возражает против визитов дам в Харьков.
"Там сейчас обстановка не очень подходящая для прогулок".
Говорил спокойно, с мягким польским "в" вместо "л" - "прогувок", но серые глаза, жестко выцвели.
- Это уже серьезно, - сказала Женя, когда женщины остались одни.
- Незачем, незачем туда ездить. Тиф, чесотка - Бог знает, чего понавезли эти летуны и спекулянты, а ты, сестричка, еще слабая, к тебе все может прилипнуть, - Нюра всегда и во всем придерживалась мнения мужа.
В Академии Руфины не было, дома тоже. На двери комнатки висел хилый замочек. Но однажды окликнула ее вечером возле библиотеки. Пошли в сквер и состоялся дикий, бредовый разговор. Руфина была как в горячке, дергала все время за рукав пальто.
- Арестованы все, даже человек из Ростова. Это провал. Кто-то выдал, донес. Кто-то из очень близких к делу. Донос был в Цека, потом рассматривали на Пленуме и Президиуме Цекака, Ярославский был ужасен, одновременно заседало Политбюро, ты не знаешь, что там было?
- Нет.
- А кто выдал, не знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95