Да вы с ума сошли? В то время как империя напрягает все силы для борьбы с исконными врагами, турками внутренними и внешними... - И неожиданно переменив тон на серьезный: - Надо писать устав и программу кружка,
Суханов и Андрей расхохотались.
- Набрался от каторжан крамолы - ужас! - Суханов шутливо толкнул Штромберга плечом. - Нет, господа, раньше осени затеваться нечего. С марта начинаем готовиться к плаванью, затем поход на полгода, вернемся к октябрю, и тогда...
"Можете и опоздать", - подумал Андрей.
Осень казалась невероятной далью, дожить - задача. Штромберг рассказывал о сибирских делах, встречах с ссыльными поляками, интересно, но у Дегаева, наверное, нервничали, и там Соня, нужно было идти. Сестра Суханова, беременная, с больным лицом, идти не захотела, к тому же, как она сказала, "Сергей Петрович скучнейший господин, а с его дамами можно говорить только о шляпках". Суханов и Штромберг тоже остались дома. Настроение в этом доме - не только из-за тяжелой беременности Ольги Евгеньевны, но и из-за каких-то ее дурных предчувствий, страха за брата и полной неизвестности о судьбе мужа, который бедствовал где-то в Сибири - было нерадостное. Они и Андрея отговаривали идти к Дегаевым.
- Дались вам эти гости. Что вы, чаю не видели? У них жидко заваривают, а мы дадим настоящего, английского, - шутила Ольга Евгеньевна. - Имейте в виду: мать Дегаева большая дура, хотя и гордится тем, что дочка писателя Полевого.
- Сергей человек неплохой, но суетный, - сказал Суханов. - Он меня утомляет.
Все так, но Дегаев сделал шаг: ушел молодым человеком в отставку, чтобы плотней заняться революционными делами. И его работа среди студентов и особенно среди петербургских артиллеристов была явно полезной. Но, правда, было что-то - может быть, та самая суетность, какая-то нервическая, душевная неопределенность, которую Андрей чуял, - что мешало сойтись коротко. Было, конечно, загадкой: зачем так настойчиво зазывать? И обижаться, когда людям не до гостей? Но нужно было идти. Андрей собрался, Суханов вышел в коридор проводить.
- Когда ты будешь в следующий раз? Я позову людей.
- Вот что, Коля. Ты зовешь всех подряд. Эту манеру Запорожской Сечи надо оставить - иначе нарвемся. Мне уж и так от Колодкевича попало.
- Среди моих знакомых нет предателей! - покраснев, сказал Суханов. - И вообще, предательство не моряцкое дело. Я считаю: если хороший человек, пусть приходит и слушает. Не требовать же аттестата?
- Ты делишь людей на хороших и плохих, героев и предателей. Но между светом и тенью есть множество оттенков, верно же? Так вот, милый друг: мы гибнем от оттенков.
Было темно, девятый час вечера, аптека в доме, где жил Дегаев, с освещенной газом вывеской - ориентир - закрыта, фонарь не горел, и Андрей долго плутал переулками. Все здесь было гранитное, гулкое, мертвенное, сырое. Вломился в какую-то ночлежку, где человек двенадцать лежали вповалку на полу, старик молился под лампадой, и кто-то, когда Андрей открыл дверь, вскрикнул: "Ай! Стой!" Потом попал в мастерскую, где при свете керосиновых ламп работали дети, что-то резали на низких длинных столах, пахло квасцами. Наконец добрался до квартиры Дегаева и сразу увидел Соню: она выбежала раньше хозяев в коридор открыть.
- Почему так долго?
- Там приехал Штромберг, разговаривали...
У Сони, как всегда, когда она нервничала, под глазами белело: вдруг пятнами исчезал ее румянец.
- Сергей говорит, тут вечерами облавы. Третьего дня все гостиницы и ночлежные дома перерыли
- Ну как? - спросил он шепотом, обнимая ее.
- Скука смертная... - успела шепнуть, но тут в коридоре появился Дегаев в праздничном клетчатом сюртуке, в белой рубашке с пышным галстуком по последней моде, раскрасневшийся, в заметном подпитии.
Что-то напоминало давнее, одесское: у Андрея тяжело шевельнулось в груди. Мать Дегаева с видом напряженно-гостеприимной чиновницы, пироги, домашнее печенье, одна дегаевская сестра за фортепьяно, другая, старшая, в экстравагантном платье - такие видел в Одессе, у Олиных приятельниц - пела романс за романсом, с необыкновенным упорством, Золотая Рыбка, Ласточка, Шуберт. Потом она же читала из Шиллера и Крылова. Аня Корба и Соня, как знатоки-театралки, делали деликатные замечания. Младшая сестра, очень похожая на брата, с таким же мелким, незначительным лицом, маленькая, с короткими руками, в промежутках между пением и театром исполняла фортепьянные пьесы. Андрей не мог сосредоточиться. Так же было и тогда, когда пела Оля. Но ведь у Оли голос! Мысли Андрея были заняты моряками. Плаванье, пять месяцев, разбивает все планы. Но уйти в отставку, как Дегаев, нет смысла: надо быть на судах, среди матросов, потому что военные суда в день восстания могут оказаться решающей силой. Сейчас нужно привлекать офицеров. Землевольцы, чернопередельцы тоже пытались проникнуть во флотскую среду, но работали с нижними чинами, это их слабость, там можно пропагандировать двести лет и все на том же месте. Такие люди, как Суханов, Штромберг, стоят целого экипажа. Они подымут и поведут. Наконец, из общего разговора стало ясно, что старшая сестра Дегаева, тоже некрасивая, но какого-то другого типа, большеносая, с самоуверенными манерами, задалась целью попасть на сцену. Переезд из Харькова в столицу был, кажется, проникнут этой мечтой. Нельзя ли как-то помочь? Ведь у вас, господа, такие громадные связи! Соня, улыбаясь озадаченно, пожимала плечами:
- Какие у нас особенные связи?
- Ну не говорите, не говорите! - Мать Дегаева, конфузясь и восторгаясь одновременно, махала на Соню рукой, шептала: - Мы знаем, какие! Но мы на это не претендуем, боже упаси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154