"В таких квартирах живут неудачники". Официант чопорно удалился. Подошел грузный, профессорского вида метрдотель во фраке, мои спутники стали с ним объясняться. Я понимал плохо. Когда они говорят быстро между собой, я понимаю плохо. Метрдотель ушел, мне сказали:
- Он извиняется, хотя ничего не понял. Но официант будет наказан. Это человек из Европы, и он очень злой.
Вот после этого эпизода и, может быть, для того чтобы загладить тягостное впечатление, Стив заговорил о моей книге. Ему хотелось сказать мне приятное. Он сказал, что я пишу хорошо, он прочитал всю книгу "The long goodbye" от начала до конца, но мои герои не могут нравиться американцам: они вялые, нерешительные, не умеют добиваться своего. Но это не имеет значения. Для русского я пишу хорошо. Тут ему показалось, что он сказал недостаточно приятное, и он пустился в объяснения:
- Понимаете, Юрий, нам, американцам, такие люди не нравятся. Мы любим людей успеха. А вы, русские, всегда пишете про неудачников. Это неинтересно для нас. Мы любим оптимистическую, жизнеутверждающую литературу. Мы _такая нация_. Верно я говорю, Рут?
- Верно, Стив, - сказала Рут и прочитала оптимистическое американское стихотворение про человека, который кузнец своего счастья.
- Рут тоже пишет книги. По психиатрии, - сказал Стив.
- Писала, пока не встретилась с тобой, - сказала Рут, смеясь.
Она была милая, женственная, черноволосая, с крепким, спортивным телом, несмотря на пятьдесят восемь. Ее родители приехали из Польши в начале века, но она не знала по-польски ни слова. Потом она мне рассказала: жизнь до Стива была тяжелой - муж, пьяница, избирал ее, жили в нужде. Муж был страшный. Она его боялась. Он кончил дни в сумасшедшем доме. Но теперь она необыкновенно счастлива. Стиву тоже было нелегко отделаться от жены, истеричной и невоспитанной женщины, очень богатой, она богатством пыталась удержать Стива, но он все равно ушел. Так что Рут добилась своего. Теперь у них пятеро детей: двое Рут и трое Стива, все живут в соседних домах, в Костамессе.
- Все это вздор, - сказал Бобчик.
- Почему вздор? - спросила Лола.
- Абсолютный вздор. Насчет успеха и так далее. Можно подумать, что все американцы добиваются успеха. Сказка для дураков.
- Добиваются все, которые, ну, скажем, этого достойны.
Бобчик усмехнулся:
- Достойны?
- Ну да, - сказала Лола.
- Замечательно.
- Мама, конечно, достойнейшая, - сказала Сузи. Она улыбалась кукольным ртом, но узкие зеленоватые глаза - не материнские - смотрели на мать неприязненно.
- Сузи, послушай, что я тебе расскажу про Стива. Это важно особенно тебе, ты знаешь почему, - сказала Рут. - Человек должен иметь волю к жизни...
Она стала рассказывать: как Стив был фермером, потом учился, был летчиком на войне, работал в разных местах, затевал множество дел, прогорал дотла, начинал снова, опять прогорал, опять начинал - и так было бессчетное число раз, но он не сдавался. Стив простодушно улыбался, слушая про себя. Крис кивал белобрысой, коротко остриженной головой, одобряя американскую притчу. Но Бобчик был бледен, мучительно с чем-то не соглашался, сдерживался, молчал, а нежное лицо Сузи приняло выражение насмешливой, тончайшей презрительности. Когда Рут кончила, а Стив в знак благодарности поцеловал ее веснушчатую руку, Бобчик сказал:
- А я третий год не могу продать сценарий. Может, я идиот?
- Нет, ты не идиот, - сказала Лола. - Но ты невезучий.
- Послушай, ведь то, чем я занимаюсь, не игра в карты. Что значит невезучий?
- Не знаю. Возможно, ты мало работаешь. Я не понимаю, в чем дело. Лола выпрямилась во весь свой маленький рост, расправила обнаженные плечи, в ее скуластом лице женщины-подростка появилось что-то новое и внезапное, похожее на стальную упругость. - Не будем портить аппетит всем, о'кей?
- О'кей, - отозвался Бобчик слабым голосом.
Поехали в старый Лас-Вегас, в "Золотой слиток", и играли там до полуночи. Все разбрелись по разным столам, прятались по углам среди автоматов, стараясь быть в одиночестве, не видеть друг друга, оставаться с глазу на глаз со своей судьбой, а я ходил и смотрел. Все было так не похоже на Репихово. Но какая-то нить - я чувствовал - соединяла эти два местечка. Я видел, как Бобчик подошел к Лоле, которая механически и равномерно вкладывала монету и дергала ручку, и сказал:
- Дай мне пятнадцать долларов.
Не отрываясь от своих занятий, Лола спросила:
- У тебя ничего нет?
- А что у меня было?
- Я дала тридцать пять долларов. И еще были, наверно, какие-то свои?
- Откуда свои? - Бобчик усмехнулся. - Свои! Прекрасно знаешь, что не было.
Лола отсыпала из бумажного стаканчика монеты и дала Бобчику. Он ушел, бормоча. Лола продолжала дергать ручку. В полночь все собрались, как было уговорено, перед выходом, чтобы ехать в "Эм-Джи-Эм", где начиналась программа. Все проигрались, кроме Криса. Лола шутливо обнимала Криса:
- Кристофер, я хочу завести с вами роман! Меня волнуют мужчины, которым везет!
"Эм-Джи-Эм" - колоссальное казино с залом тысячи на две зрителей. Знаменитый лев, известный по фильмам "Метро-Голдвин-Мейер", сидел на крутящейся сцене, дряхлый и бессмысленный, и разевал в зевоте беззубую пасть. Две сотни девушек, стоявших полукругом, одновременно вскидывали голую ногу, и вся их выгнутая шеренга напоминала чудовищное веко с белыми ресницами. Зрители сидели за длинными столами на террасах, поднимавшихся амфитеатром. Под куполом клубилась табачная мгла. Бобчик куда-то исчез. Лола пошла его искать. Они вернулись не скоро. Бобчик был мрачен. Я слышал, как он сказал по-русски:
- Убери эту рыжую скотину. Для тебя он начальник, а для меня ноль. Я могу его убить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23