Ну, кажется, дела налаживаются!!!
В школе ничего особо достопримечательного, кроме того, что во время драки мне разбили глаз. Крови натекло! Уйма… Два дня не мог смотреть и не ходил в школу. Еще сейчас виден след. Не зажило. Прочел Шолохова «Тихий Дон» и «Поднятая целина», Гюго – «Отверженные», «Юлис» – Даниэля, «Нос» и «Рим» – Гоголя и научный труд Эрнеста фон Гессе – Вартег «Китай и китайцы». Очень интересно.
23-го был в Детском театре на «Негритенке и обезьяне» – глупейшая сентиментальщина! Пакость!
Пишу сейчас «Икаро-кроманьонец» из жизни первобытной культуры, в Ориньякскую эпоху.

9 февраля – 1938 г
...
Сижу дома. У меня, вероятно, грипп. Скучно! Главное – делать нечего! Писать? Нет, не хочу. Скучная тема эта – «Икаро-кроманьонец». Не о чем писать. Я хочу простой, юмористический рассказ, а не всякую там галиматью про Диплодоков, про романьонца, про Духалли и прочую чертовщину. Просто простого рассказа! Вот чего я добиваюсь. Я однажды напал на след, это было на каникулах, впервые мое перо произвело школьный рассказ. Но… не оконченный. А кончить не могу, так как конец никак не придумаю. В последнее время Левка Федотов сошлись с Мишкой Коршуновым, я оказался на отлете.
Вскоре после этого приходит Сало и говорит заговорщически:
– Юрка, Левка с Михикусом начали писать вместе рассказ!
– Ну! – удивился я. – Ведь Михикус совсем про другое пишет.
– Да, но у него неистощимое терпение, а у Левки огромная фантазия.
– А откуда ты это узнал?
– Я слышал. Вчера иду к Мишке. Сидим, разговариваем, вдруг звонок телефона. Мишка берет трубку. И лицо его болезненно сморщивается. Он вешает трубку, сказав – Ладно! Затем он подходит ко мне и говорит, сейчас ко мне придет Левка, так что ты… ну… знаешь… Я не заставил себя упрашивать и, поняв, что меня выталкивают, вышел из негостеприимной мишкиной квартиры. Ты ведь знаешь, я живу на 9 этаже, а он на 10, в одном и том же подъезде, и я слышал отрывки разговора. Они пишут рассказ про какого-то итальянского инженера, изобретшего аппарат, затем этот инженер едет в военную Испанию и становится в ряды республиканцев, но его очаровывает какая-то фашистская артистка из Миланской оперы Ла-Скала и отбирает аппарат. Дальше мне не удалось услышать, – закончил свое повествование Олег Сальковский.
– Да-а-а! – промычал я. – Но ясно, что у них возникнут серьезные разногласия, ведь Левка во всех своих рассказах тщательно игнорирует всех женщин.
– Но все равно они начали очень энергично работать. – Олег замолчал. – А знаешь, – вдруг обратился он ко мне с вопросом. – Может быть, и нам…
– Начать писать! – закончил я.
– Да! Давай!
– Можно! Найдем тему и начнем, – согласился я.
– Сегодня? – не терпелось Олегу.
– Давай!
Этот длинный диалог происходил в школе на большой перемене. Как только окончились уроки, мы побежали домой, пожрали и соединились на олеговой квартире. Добрых два часа мы промучились в поисках темы. Были предложены самые несусветные проэкты повестей, рассказов, романов, очерков и поэм. Все безуспешно! Мне нужно было уже итти домой. Я попрощался. Два несчастливых литератора расходились в полном отчаянии, а наверху шла лихорадочная работа. Это еще больше бесило нас. Неизвестно как родилась у нас мысль начать совместно писать. Если бы не начали писать те двое, молчали бы и мы. Но вот они начали писать. Они держали это втайне. Мы загорелись. Мы тоже начали писать наперекор, против их шерсти. Мы почему-то были глубоко уверены, что это им не по душе. Они не знали, что мы пишем. Но это не ослабляло нашего желания написать лучше их, быстрее их. Так возникло это литературное соперничество.
Всю ночь я метался в постели в поисках темы, чертовски трудно было ее найти. Я уверен, что Олег вел себя точно так же, как я. На следующий день в школе мне взбрела в голову дьявольски простая тема, будто бы один молодой парень поехал в отпуск в колхоз на Алтае. Там ему сказали, будто в лесу живет леший. Ну я расписывать не буду, а лишь скажу, что леший была гигантская летучая мышь. Я был ослеплен собственной темой, не чуя ног, помчался я к Олегу. В несколько минут он был знаком с моим планом. Тема обрастала новыми подробностями и эпизодами как снежный ком липким снегом. Маленький рассказ неимоверно быстро обращался в солидную повесть. Наша фантазия лихорадочно работала. Все остальные уроки мы сидели как на иголках. Еле дождались конца. Но писать в этот день не пришлось. Меня погнали за обедом, потом еще куда-то и еще. На следующий день наш писательский пыл начал охлаждаться. Что было с «врагом» неизвестно. Несколько дней прошли в полном бездействии. Мы приходили в отчаяние, видя, что гаснет вся наша энергия. И она гасла медленно, но верно. Мы с Олегом делали нечеловеческие усилия, чтоб ее удержать. Но писать все не приходилось. Наконец, выдался долгожданный свободный день. Олег пришел теперь ко мне со всякими тетрадочками и карандашиками. Все время подбирали материал. Осмотрели десятки томов всех имеющихся энциклопедий, а записали несколько строчек. Энергия гасла как солнце вечернее. Единственное спасение – немедленно сесть и писать. Мы уже хотели привести это в исполнение, как вдруг наша блестящая шикарная тема показалась нам не лучше черепков разбитого горшка. Мы были раздавлены, уничтожены. Мы были разбиты собственной темой. Энергия окончательно погасла. Теперь ее ничем нельзя было зажечь.
Прошла неделя, мы с Олегом старались не вспоминать злосчастный рассказ, а наши соперники сияли, у них дело шло на славу, каждый день как по расписанию Лева ходил к Михикусу и до 10–11 часов строчили наверху перья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19