За его бесхитростными, всем понятными словами крылась сила. Бывало, скажет слово, усмехнется чуть-чуть — уголками глаз, или дернет щекой. И всякому ясно — не спорь, не лезь урка на рожон, не по твоим силам спор будет.
И если отступишься от своего, осадишь свой норов, то справедливый Лука вновь ласково улыбнется тебе и похлопает по плечу. Будто и не было ничего. Иван Сергеевич всегда стремился любой вопрос решать сначала по-дружески.
Но тут что-то не сработало. Не проняло парня, не внял он словам.
— Отвали ты, дед, — с досадой сказал он, дыша скверным перегаром.
У Лукова чуть екнуло сердце. Очень давно уже с ним так не разговаривали. Даже милицейские сыскари проявляли к нему какое-никакое уважение, хотя бы из-за возраста. Тут бы Лукову выйти на улицу, набрать номер в таксофоне — и уже через пять минут подъехала бы машина с темными стеклами, вышли бы люди и разобрались с недоносками на полную катушку.
Жаль, отказался Луков от того, чтобы за ним охрана по пятам ходила. Не любил этого. И потом, на этот раз его честь задели, и он сам должен ее отстоять, а не бегать к телефону.
— Я сказал, отойди и встань в очередь, — произнес Иван Сергеевич.
На этот раз сказал по-настоящему. Так, что каждый остерегся бы спорить. Но вновь парни по своей толстокожести не вняли предупреждению.
— Тебе надо, ты и стой, — ответил прыщавый, отворачиваясь. — А мы и так возьмем...
Что-то помутилось в голове Ивана Сергеевича. Никогда прежде не позволял он чувствам работать вперед разума, а тут — как отрезало. Видать, давно не было острых ситуаций, размяк, забыл сам себя. Вцепился он прыщавому в загривок, дернул, отрывая от прилавка...
А тот, удивленно матернувшись, развернулся и врезал старику. Попал туда, где на серой бечевке всегда висела железная пуговка — память о хорошем дружке, сгинувшем в лагерях. Иван Сергеевич покачнулся — и упал, растянулся на грязном кафельном полу. Попытался вскочить — не смог почему-то. Только шипел сквозь зубы: «Сук-ка!.. Сук-ка!..»
Потом за сердце схватился, побледнел, затем серым стал. «Врача надо», — неуверенно сказал кто-то. Луков не слышал. Только хрипел и рвал на себе воротник. Кто-то подбежал, помог. Расстегнули пальто, пиджак, рубашку. И тут народ тихо вздохнул — у-у-у.... Под рубашкой — словно синим пламенем горит наколка. Во всю грудь храм с семью куполами.
Молодых и след простыл. Остальные что-то не захотели бывшему зэку дыхание «рот в рот» делать. Так и лежал он, пока не приехал доктор. Воткнул в уши трубки, послушал, махнул рукой. Поздно...
* * *
Григорий сидел на кухне, разложив на столе три бумажки. Две по сто долларов, одна — пятьдесят.
Час назад он проснулся в своей квартире, за окном светило солнце. Вчерашнего снега, ветра и серого неба как не бывало. Гриша с усмешкой подумал: уж не эти ли деньги расцветили мир солнечными лучами? Впрочем, солнце было не яркое. Григорий пытался понять, за что ему заплатили такую сумму. Что он такого сделал, почему его услуга стоит целых двести пятьдесят долларов?
Они могли бы ничего не давать, если бы дело было чистым. Однако заплатили, пообещали уладить все проблемы. Если «Золотой родник» действует честно и легально, то для чего такие меры? Если нет — почему его до сих пор не прикрыли?
Сплошные загадки. Эти врачи из «Золотого родника», на что они надеялись, принимая посиневший, уже безнадежный труп. Если они что-то понимают в медицине, то почему не сочли нужным откачивать человека на месте, пока не ушло время?
Перед Алькой неудобно. Продался на ее глазах, как плюшевый мишка в универмаге. Доктор, называется... Умом Григорий понимал, что ничего такого не совершил и долг свой выполнил до конца. А все же неприятно.
Что ж, насколько легко эти деньги пришли, настолько легко и уйдут. Обидно отдавать их нахальному бычью, расплачиваясь не за свою вину, но ничего не попишешь. От знакомых и пациентов Гриша наслушался достаточно историй, чтобы понять, за кем будет последнее слово. Осталось только надеяться, что этих денег хватит, чтоб поправить поцарапанный «Опель».
А если еще и останется... Хорошо бы. Зайти бы вот так к родителям, бросить на стол сотню долларов — это вам.
Сейчас, когда три зеленые бумажки лежали на столе, в голову приходили десятки способов, как их можно было бы потратить. Множество покупок плыло перед глазами, и каждая из них была неотложной и необходимой. От зимних ботинок взамен старых, драных и холодных, до продуктов в вечно пустой холодильник.
Но Гриша не посмел бы сейчас разменять ни одну из купюр. Он знал: только начни тратить деньги-и они моментально уйдут. Испарятся без остатка. И тогда не останется ни одного шанса уладить проблемы миром.
Григорий осторожно сложил деньги и поместил их в потайной карманчик бумажника. Сегодня у него был свободный день, вечером он выходил на дежурство. Он собирался постирать, а потом починить двери в шкафу, где поломалась половина петель. Если будет настроение — поработать с рукописью.
Едва он запустил горячую воду в ванну, раздался звонок. В такое время к нему обычно приходила мать, и он не задумываясь повернул ручку замка.
На лестничной площадке стояли оба вчерашних парня. Массивный водитель «Опеля» по кличке Ганс и его приятель, небольшой чернявый Кича.
— Так и будешь на лестнице держать? — поинтересовался Кича, когда пауза слишком уж затянулась.
— Проходите, — сказал Гриша.
Он внимательно следил за каждым движением гостей, не понимая, чего от них ожидать. Пока они держались прилично, даже, если можно так сказать, дружелюбно. Единственное, что смутило, — оба, не дожидаясь приглашения и не разуваясь, сразу вошли в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20