С утра он решил никого не принимать. Лаборант отправлял посетителей
со словами: "Тише, профессор на грани великого открытия, не вспугнуть бы".
Рабочее место Дмитрия Федоровича находилось в бывшей кочегарке,
красивом зале, близком по стилю к пещере палеолита. Сходство усиливали
трубы и цистерны под сталактиты, сталагмиты и чучела динозавров. Здесь же
располагался комплекс очень дорогой аппаратуры - биогравиуловитель (БГУ) и
испытательный блок к нему. Еще в зале жили подопытные твари. Безымянно и
коллективно с неформальными лидерами - мухи дрозофилы. С именами цепные
псы - мохнатый, всепонимающий, как юрист, Лорд и гладкий глупый Кент.
Лаборант Воробьев, называвший себя животноводом, здесь тоже ошивался.
Иногда тут застревали его девушки, порой целой группой, старенькие и
новенькие. И много стояло всякой техники, символизируя достижения
человеческого гения. В основном, ожидая списания или потопа. Ее любовно
выкладывал Воробьев так, чтоб красиво получилось, вроде критского
Лабиринта. Распорядителем этого добра, вернее, ответственным за пожарную
безопасность, являлся младший научный сотрудник Дмитрий Торн. Здесь
находилось все, что было не особенно нужно в научной работе, включая
самого Торна. Даже БГУ. Его сделали после удара Центра по институту и его
директору, академику Веревкину. Понаехали другие академики, построились
"свиньей" и пошли в атаку. Тудыть-растудыть, гремел грозный строй, по
всему миру народы строят БГУ, засучив рукава. Ключ к тайнам бытия, так
Крюкоу сказал, положа руку на сердце. А мы ленимся, ковыряемся в навозе.
Эдак мы любые чудеса науки пропустим. Ну и отоварили мильоны. А потом,
несмотря на бойкие рапорта и зазывные фанфары, из БГУ ничего внятного
народам вытянуть не удалось. Он только много обещал и таинственно манил.
Тогда-то Веревкин и отомстил, сослал БГУ вкупе с Торном в мрачное
институтское подземелье.
Дмитрий Федорович, конечно, был при деле. Лузгал семечки, поглядывая
на пультовые экраны. Шелуха по-сельски прилипала к подбородку. То, что
творилось на экранах, напоминало творчество дурдомовцев. Похоже на
колесики, пузыри, ракушки. Называется это официально - биогравипучки.
Просто некие волновые возмущения с крайне неустойчивой каустикой в
некоторых средах вызывают вторичные излучения. Эти излучения усиливаются и
направляются на живой объект, да так, чтобы получить субъядерный резонанс.
Первичные возмущения крюкоувцы упорно обзывают вихреобразованиями и
прототипами. Пучки, судя по особенностям каустик, делились на кольцевики и
похожие на них, как старшие братья, столбовики, которые, однако, были
покрупнее и имели ось. Кольцевики держались стайно, группами. Иногда стая
как бы нападала на стаю, и драчка кончалась полным расщеплением колечек и
поглощением проигравшей стороны. Часто такие группы были свитой столбиков.
Те держались особняком друг от дружки, но и у них случались пикировки и
поединки гастрономического характера. Вообще, пучки хорошо ловились и были
очень шустренькие, лишь когда в БГУ загружали живое существо. Но как пучки
влияют на мутации мух и поведение собак, никто толком сказать не мог, да
уж и не собирался. Разве что крюкоувисты слабо уверяли научный люд, что
резонанс распространяется куда-то вверх по мембранной оси и там вызывает
любовь и смычку мембраны с прототипами.
Итак, Торн получал зарплату за так, а остальные сотрудники проекта
жили трудами. Веревкин кропотливо протягивал ниточки между техническими
авариями и строением мембран у обслуживающего персонала, мембранными
патологиями и размножением нетрудовых элементов в обществе. Веревкинцы
мерно жевали пси-мембраны с помощью потоков субъядерных частиц, рисовали
каналы, узлы, побеги и записывали, скрипя перьями, какая мембрана полезная
в государственном смысле, а какая вредная. Веревкинцы крепко намастачились
в определении вредных мембран по относительной длине побегов и отклонению
осевого канала от нормали. С самыми способными работниками академик
пытался понять, может ли мембрана изменить скачком состояние какой-либо
системы - "провернуть" кристалл состояний. А попросту говоря, способен ли
наш человек к колдовству. Как этим не заниматься, если факты - всегда
пожалуйста. Начинаются вдруг в системе потоки событий с самого квантового
уровня и превращают крошечную вероятность в грубую реальность взрыва,
например, или пожара. Однако, тут дальше измышлений о вероятностных
ветрах, которые ловятся вредными мембранами, дело у единомышленников не
шло.
Лаборант Андрей оснастил ухо стаканом и приложил к стене, за которой
функционировала сауна для начальства.
Смешанный контингент мух и собак был еще не кормлен, не поен, но
Воробьева это мало трогало.
- Хочешь, не хочешь, а придется подслушивать... Не стойте в стороне,
товарищ Торн, про вас, между прочим, говорят. Сам Веревкин гудит. Мол,
Торн недолеченный. Поэтому он вслед за алкоголиком Крюкоу ищет в пучках
какой-то смысл. Эти два анимиста поклоняются пучкам, как праотцам всех
вещей. Вон, Крюкоу кочегарит в их честь, пока не падает мордой вниз.
- Или в носу ковыряешься, засунув руку по локоть, или вот,
подслушиваешь, - уныло промямлил Торн, - занялся бы чем-нибудь.
- Оставьте ваши рабовладельческие замашки. Меньше сотни не дадут,
дальше Торна не пошлют. Не мешайте шпионить на благо общего дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28