Много веков назад на здешних землях были обнаружены богатые месторождения железной руды и других полезных ископаемых, так что местные жители поневоле освоили опасные ремесла добывать, плавить и ковать металл. Лучшие кузнецы из здешних мест стали знаменитыми на всю страну оружейниками, их изделиями не могли не восхищаться лучшие воины королевства. Бароны рода всемерно поощряли таких умельцев и способствовали широкому распространению их изделий, пока, наконец, выражение «острый край» не стало фирменным знаком здешних мечей, а уж от этого «края» и пошло название Крайнее Поле.В последующие годы большинство месторождений истощалось, что вызывало необходимость ввозить и железную руду, и другие ископаемые. А когда в стране наступили десятилетия длительного мира, падение спроса на оружие вынудило последних кузнецов, что все еще не оставили своего ремесла, находить своим талантам какое-нибудь мирное применение. Барон Бальдемар по-прежнему содрогался при мысли о том, что его подданные куют главным образом ножи и вилки, и это было одной из главных причин, по которым он распорядился изобразить себя на портрете с мечом в руках.Крайнее Поле не имело практически ничего, чем можно было бы заменить хиреющее кузнечное дело. Земля здесь не отличалась плодородием по вполне понятным причинам. Честно говоря, здешние крестьяне вели непрерывную войну с солью, которая день за днем грозила поглотить последние возделываемые участки земли. Сложная система изгородей, канав и отводных каналов кое-как до поры до времени выручала их, но все это нуждалось в постоянном уходе и починке. Каждый год едкие белые кристаллы отвоевывали у крестьян по нескольку пядей земли, каждый год кто-нибудь из земледельцев, отчаявшись, бросал свой участок и уезжал куда-нибудь на поиски более гостеприимных мест.Большинство крестьян ныне едва перебивались с хлеба на квас, да и у тех, кто, бросив землю, шел в город на заработки, дела обстояли немногим лучше. В городе у ворот замка на каждом шагу можно было встретить нищих побирушек.Некоторые зарабатывали себе на жизнь, добывая и вывозя соль, но это никак нельзя было назвать выгодным промыслом: соль представляла собой настолько дешевый товар, что торговля ею в малых количествах практически не приносила барыша.Но при всем этом бароны Крайнего Поля могли бы вести достаточно приятное существование, не растрачивай они постоянно последние остатки фамильного богатства на всевозможные глупости и смехотворные затеи. Например, дед Бальдемара был убежден в том, что под корнями колючей сливы можно найти золото, и предлагал щедрое вознаграждение всем, кто сообщит ему о том, где растут эти деревья. Вскоре на землях удела объявилось великое множество мошенников. Они завозили сюда саженцы, закапывали их корни в землю и тут же сообщали уполномоченным барона о своих «открытиях». А эти уполномоченные в свою очередь, когда им обещали поделиться причитающимся вознаграждением, охотно закрывали глаза на то, что земля вокруг только что «обнаруженной» колючей сливы оказывалась свежевскопанной. Нечего и говорить, что никакого золота так и не нашлось, зато, пока барон не позволил убедить себя в том, что он ошибается, казна в замке Крайнего Поля значительно полегчала.Бальдемар, став хозяином удела не достигнув и двадцатилетнего возраста, обнаружил, что его владение является полным банкротом, и безостановочная борьба за то, чтобы раздобыть где-нибудь денег и хоть как-то восстановить честь рода, начала омрачать ему жизнь еще с юношеских лет. Со временем поставленная им перед самим собой задача превратилась в своего рода манию, а все шансы на обретение благополучия свелись к одной-единственной и последней надежде. И этой надеждой была Ребекка.
У Скаттла имелся свой собственный способ борьбы с похмельем, заключавшийся в том, что он снимал себе голову с плеч.Процедура была вполне элементарной. Сначала он распутывал воображаемые узлы, которыми голова крепилась на шее, а затем, с предельной осторожностью взяв себя руками за щеки, снимал голову и осторожно укладывал ее на подушку. К настоящему времени он приобрел в этом деле такой опыт, что запросто пренебрегал тем неприятным обстоятельством, что остаточные явления алкогольного опьянения при этом не улетучивались, а оставались вместе с ним в постели. Зато прошли мучительные головные боли по утрам, когда один взгляд на что-нибудь, чуть более яркое, нежели горящая свеча, заставлял его отчаянно жмуриться, а ходящие ходуном стены буквально выворачивали его наизнанку. Плоть и кость, остававшиеся у него по завершении процедуры — от плеч и ниже, не испытывали теперь ни боли, ни тошноты, представляли собой вполне пристойное зрелище, приемлемо звучали и пахли; их единственное назначение состояло в том, чтобы провести его через утро и первую половину дня.И только когда Скаттл осознавал, что теперь это будет безопасно, он возвращался к себе в комнату и прикреплял голову на место, тщательно завязав при этом все узлы. Таким образом он оказывался полностью укомплектованным и мог безмятежно коротать вторую половину дня, заранее предвкушая, а вслед за тем и вкушая блаженное волшебство, заключенное в алкоголе. Его не слишком тревожило, что по утрам он оставляет свою голову без присмотра, потому что далеко не у каждого хватило бы глупости заглянуть к нему в комнату, а что касается тех, у кого глупости на это хватало, то они по каким-то таинственным причинам никогда не замечали мирно покоившуюся на подушке голову. Любого, кто решался заглянуть в комнату Скаттла, встречала резкая брань, если хозяин случайно оказывался на месте, а в его отсутствие неприкосновенность жилища гарантировал густой дух пьяной блевотины, табачного дыма и прочей мерзости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107