Ему нужно дать воздух из его баллонов, подняв содержание кислорода до пятидесяти процентов. Что касается Торннастора, то для того чтобы его передвинуть, потребуются все остальные ваши сотрудники…
– Либо антигравитационные носилки, – прервал Конвея бригадир. – Такие есть на соседнем уровне.
– …чтобы передвинуть его даже на несколько ярдов, – продолжал Конвей. – Учитывая то, что состояние доктора Торннастора ухудшается, лучше было бы удлинить шланг кислородного аппарата и дать Торннастору воздух, не передвигая его. А вы, бригадир, из палаты не выходите ни за носилками, ни за чем бы то ни было еще, пока мы точно не узнаем, что же здесь витает в воздухе. Это относится ко всем… Прошу простить меня.
О'Маре явно сильно надоело молчать.
– Ах так, значит, у вас там все же что-то витает в воздухе, доктор? – с хрипотцой проговорил Главный психолог. – И это явно не просто загрязнение воздуха какими-то веществами из соседней палаты? Неужели вы наконец-то нашли исключение из правила, которое только подтверждает правило? У нас в госпитале – треклятый микроб, который способен преодолевать межвидовой барьер…
– Я знаю, что микробы, опасные для человека, не опасны для обитателей других планет, и наоборот, – нетерпеливо прервал его Конвей, развернувшись к экрану коммуникатора. – Это считается невероятным, но тут, похоже, происходит невероятное, и нам нужна помощь…
– Друг Конвей, – вмешался Приликла. – Состояние Торннастора резко ухудшается. Я ощущаю признаки одышки и удушья.
– Доктор, – прозвучал у Конвея в наушниках переведенный голос Гильвеша, – кельгианке мало помогает кислородная маска. У нее два ротовых отверстия, а мышцы расслаблены и не работают. Показана принудительная вентиляция легких через трахею в целях профилактики летальной дыхательной недостаточности.
– Вы можете сделать трахеотомию кельгианке, доктор Гильвеш? – спросил Конвей, отведя взгляд от экрана. Он никак не мог придумать, как быть с Торннастором.
– Без мнемограммы не смогу, – ответил Гильвеш.
– Мнемограммы не будет, – резко проговорил О'Мара. – Ничего не будет.
Конвей развернулся к экрану, чтобы выразить протест, но на самом деле он и так отлично знал, что ему скажет О'Мара.
– Когда вы подняли тревогу, вызванную загрязнением воздуха, доктор, – мрачно забубнил О'Мара, – вы действовали, видимо, инстинктивно, но при всем том совершенно верно. Вероятно, своими действиями вы спасли жизнь тысячам существ в госпитале. Однако загрязнение воздуха первой категории означает, что то помещение, где вы находитесь, должно быть изолировано до тех пор, пока причина загрязнения не будет найдена и ликвидирована. В данном же случае все гораздо сложнее. В воздухе, как вы сами выразились, витает микроб, способный вызывать заболевание у теплокровных кислорододышащих существ. По этой причине ваша палата опечатана. Вам будет подаваться энергия, электричество, с вами будет сохраняться видео-, аудио– и переводческая связь, но вы более не подсоединены к автоматической системе снабжения воздухом и питанием. Не получите вы и никаких медицинских инструментов и лекарств. Никому не разрешается покидать палату и выносить из нее какие-либо предметы. Короче говоря, доктор Гильвеш не сможет побывать у меня и получить запись кельгианской мнемограммы. Ни одному врачу – кельгианину, мельфианину и тралтану – не будет позволено добровольно отправиться к вам и помочь пострадавшим. Вам все понятно, доктор?
Конвей медленно кивнул.
На непроницаемом лице О'Мары на несколько мгновений отразилась нетипичная для него забота. Поговаривали, будто бы желчным и саркастичным О'Мара бывал только с друзьями и что мягким и заботливым он становился лишь с теми, кто вызывал его профессиональную тревогу.
«Друзей у него полна коробочка, – с тоской подумал Конвей, – а мое дело, видно, плохо…»
– Наверняка вы пожелаете узнать, сколько продержитесь на тех запасах воздуха, что остались в палате, и сколько у вас там точно находится существ, – продолжал майор. – Эти сведения я вам передам через несколько минут. А вы, Конвей, постарайтесь найти ответ…
Несколько секунд Конвей пялился на пустой экран и мысленно твердил себе, что он ничем, ничем не может помочь Торннастору, Эдальнету, медсестре-кельгианке и парню-транспортировщику, которые вдруг ни с того ни с сего превратились в тяжелобольных. Нужны были мнемограммы.
Если бы все было нормально, то доктор Гильвеш получил бы мнемограмму ДБЛФ и без труда сделал бы кельгианке трахеотомию. Ему, Старшему врачу, можно было настоять и на том, чтобы О'Мара снабдил его также тралтанской и мельфианской мнемограммами, и тот, пожалуй, не отказал бы доктору-илленсианину, если бы счел его психику способной временно выдержать такую нагрузку – три мнемограммы одномоментно. Но Гильвешу было запрещено покидать палату, даже если бы ему, хлородышащему, грозила смерть, а смерть ему грозила, и притом это было не за горами.
Конвей постарался забыть об уменьшающемся запасе воздуха в баллонах герметичных носилок, под колпаком которых нашли убежище пять-шесть врачей, попытался не думать о тех своих коллегах, что сгрудились у противоположной стены и припали к кислородным маскам, и еще о том, что у него самого и у парней из транспортировочной бригады воздуха в скафандрах осталось на четыре часа. Не хотелось ему думать о воздухе в палате, который был заражен и бесполезен, и о том, как мало хлора внутри оболочки у Гильвеша, и что ТЛТУ может не хватить перегретого пара. «Прежде всего я должен думать о пациентах, – решительно заявил сам себе Конвей, – и я должен сделать все ради того, чтобы продлить им жизнь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85