Однако для того, чтобы квалифицированно проконсультировать пациентов-илленсиан, ему потребовалась бы илленсианская мнемограмма. Гильвеш это помнил не хуже самого Конвея. И все же Старшего врача настолько волновало нынешнее состояние его пациентов, что он был бы рад и тому, чтобы Конвей на них хотя бы одним глазком глянул и высказал свое мнение.
Конвей, одолеваемый тревогой за Приликлу и нагруженный цинрусскийской мнемограммой, был мало на что способен – он только издавал не слишком вразумительные ободряющие словечки, но Гильвеш, ни на миг не закрывая ротового отверстия, рассказывал ему о заболеваниях пищеварительного тракта и тяжелой грибковой инфекции, поражавшей все восемь, напоминавших маленькие лопаточки, конечностей илленсиан, и о множестве других болячек, которыми страдали его пациенты.
Да, действительно, пациенты были серьезно больны, однако ни у кого из них состояние не было критическим. Обезболивающие, которые им по их настоятельным просьбам вкатывал в высоченных дозах Гильвеш, мало-помалу начинали действовать. Конвей походил с ним по палатам, но при первой возможности сослался на занятость и поспешно перебрался на более спокойные уровни, где лечили МСВК и ЛСВО.
Для этого ему снова пришлось пройти по сто шестьдесят третьему уровню, где он задержался и наведался в операционную, чтобы справиться о состоянии ЭГКЛ. Мерчисон без стеснения зевнула и сообщила, что операция идет благополучно и что Приликла доволен эмоциональным излучением пациента. К Приликле Конвей заходить не стал.
Спустившись ниже, Конвей убедился в том, что и там выдался горячий денек, и его снова попросили проконсультировать больных. Таких просьб избежать было трудно – ведь он был Конвеем, Старшим врачом, который на весь госпиталь славился способностью порой прибегать к самым неортодоксальным идеям и методам диагностики и лечения. Здесь Конвею удалось дать ряд полезных, пусть и ортодоксальных советов – потому что он стал носителем цинрусскийской мнемограммы, а цинрусскийцы, пожалуй, ближе всего напоминали по характеру налладжимцев ЛСВО и эврилиан МСВК – хрупких птицеподобных существ, которые ужасно робели перед более крупными созданиями. Увы, пока он не мог найти никакого ответа – ни ортодоксального, ни необычного, на ту проблему, которую отчаянно пытался разрешить.
Проблему Приликлы.
Конвей подумал, не уйти ли к себе, где он мог бы в тишине и покое поразмышлять, но до его комнаты в другом конце госпиталя ему добираться надо было больше часа, а он не хотел уходить далеко от Приликлы. Как знать, вдруг его состояние могло внезапно ухудшиться? Поэтому Конвей терпеливо выслушивал пациентов-налладжимцев, излагавших ему свои жалобы, и ощущал странную грусть, потому что цинрусскийская часть его сознания знала, что пациенты испытывают целую гамму страданий и чувств, но его человеческий мозг не был способен уловить их эмоционального излучения. Конвея словно отделяла от больных стеклянная стенка, через которую он только видел и слышал их.
И все же сквозь эту стенку проникало что-то еще… Он явно почувствовал (до какой-то степени) боль и страдания пациентов-илленсиан, а теперь ощущал (очень слабо) те боли, которые испытывали налладжимцы и эврилиане вокруг него. А может быть, это просто с ним шутила шутки мнемограмма ГНЛО? Может быть, из-за нее Конвей возомнил себя эмпатом?
«Стеклянная стенка», – вдруг подумал он, и в дальнем уголке его сознания искоркой вспыхнула идея. Он постарался раздуть из этой искорки огонек… Стекло… Что-то такое, связанное со стеклом… быть может, со свойствами стекла?
– Прошу прощения, Китили, – сказал Конвей медику-налладжимцу, который рассказывал ему о нетипично плохом самочувствии пациента, вылечить которого по идее можно было очень легко. – Мне нужно срочно повидаться с О'Марой.
Мнемограмму ГНЛО стер Каррингтон, поскольку Главного психолога зачем-то срочно вызвали на илленсианский уровень, откуда совсем недавно ушел Конвей. Каррингтон, старший ассистент О'Мары, и сам был высококвалифицированным психологом. Он внимательно посмотрел на Конвея и спросил, не нужна ли ему помощь.
Конвей покачал головой и вымученно улыбнулся.
– Я хотел кое о чем спросить майора. Но он бы наверняка мне сказал «нет». Могу я воспользоваться коммуникатором?
Через несколько секунд на экране коммуникатора появилось лицо капитана Флетчера.
– «Ргабвар», отсек управления, – коротко проговорил капитан.
– Капитан, – сказал Конвей, – я хочу попросить вас об одолжении. Если вы согласитесь, хочу заверить вас в том, что вам не грозят никакие дисциплинарные меры. Дело чисто медицинское, и действовать вы будете по моему приказу.
Я придумал, как помочь Приликле, – продолжал он, а затем поведал капитану, что именно он придумал.
Флетчер, выслушав его, невесело проговорил:
– Я знаю, как себя чувствует Приликла, доктор. Нэйдрад бегает туда и обратно так часто, что у нас, похоже, скоро отвалится переходная труба. Она нам все время докладывает о самочувствии эмпата. Нет нужды затрагивать вопрос об ответственности. Вам явно нужен корабль для совершения несанкционированного вылета, и вы не сообщаете мне подробностей, чтобы на мне было меньше вины. Вы снова сглаживаете острые углы, доктор, но в данном случае я на вашей стороне и готов выполнить любые ваши инструкции.
Флетчер умолк. Впервые за время знакомства Конвея с этим человеком его холодное, бесстрастное, всегда почти неподвижное лицо вдруг смягчилось, а голос напрочь утратил обычный раздраженно-педантичный тон.
– Но как я догадываюсь, – скорбно проговорил капитан, – вы прикажете мне вести «Ргабвар» к Цинруссу, где бы наш маленький друг мог умереть среди себе подобных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87