– Нет, – мягко поправил человека вопоквая-артолу, ползший следом. – Это воины, побывавшие в битве, которым не суждено восстановиться. Но они разумны, они хранят память о прошлом своих предков, преданы братьям и готовы исполнять свой долг. Отчего же ты считаешь их уродами?
Видимо, так малыш определил для себя слово-образ «калека».
Руфу стало стыдно.
Особенно неуютно он чувствовал себя оттого, что все масаари-нинцае, трудившиеся в оружейной, воспринимали его появление совершенно спокойно. Он, Двурукий, не вызвал у них ни удивления, ни отвращения, ни враждебности, ни иных неприязненных мыслей. Воины приветствовали его как равного, как если бы видели перед собой пятерых аухканов.
– Твои доспехи ждут тебя, брат Рруфф! – сказал один из них, исполинского размера масаари-нинцае незнакомого человеку рода. Уловив мысль-вопрос, он пояснил: – Меня зовут Зеенар, я принадлежу к славному племени жаттеронов.
Кайнен подумал, что жаттероны могут сравниться с милделинами в войске людей. Огромные, даже на фоне пантафолтов, более громоздкие, не такие подвижные, но мощные, словно каменная глыба, с тяжелыми верхними конечностями, похожими на лезвия секир, двумя мечами и двумя клешнями. Хвост жаттерона напоминал булаву, усеянную толстыми и очень острыми шипами. Правда, поднять такую булаву не смог бы ни один силач человек. Череп был увенчан острым костяным гребнем.
Сам Зеенар был серьезно искалечен. Только две нижние конечности и хвост, на который он опирался, остались целыми. С правой стороны туловища конечности отсутствовали, а с левой – матовый панцирь бугрился старыми шрамами.
Несколько созидателей шетширо-циор торжественно вынесли и положили к ногам человека нагрудник, поножи, которые состояли из двух частей и должны были закрывать ноги от щиколоток до бедер, шлем, наручи и длинный клинок, завернутый в мягкую серую ткань.
Руф протянул руку к клинку.
– Запоминай, Двурукий, – слова-мысли Зеенара обрушивались на Руфа, словно водяные валы, – это Арзубакан, что означает Сеющий Боль.
/Он говорит о нем словно о живом существе. Кто же ты, меч Арзубакан?/
И эхом откликнулись своды пещеры оружейников: мысли-голоса масаари-нинцае зазвучали одновременно и стройно, словно те пели гимн погибшему брату:
– Арзубакан из великого племени пантафолтов погиб в битве с двурукими, осаждавшими твой Город. Арзубакан из великого племени пантафолтов пресек жизни многих воинов врага и уничтожил их повелителя в неравном бою с ним и его охраной. Арзубакан из великого племени пантафолтов будет доволен, если Двурукий Руф возьмет его гуршил
/часть хвоста – вспышкой мелькнуло изображение перед глазами Кайнена/
и будет с честью носить его. Арзубакан будет спокоен, если брат по крови займет его место и будет защищать маленьких братьев, Город и владыку Щигауханама.
Два Созидателя подали человеку удивительное оружие, сделанное из длинного острого клинка пантафолта, к которому была приделана рукоять – точно по руке Руфа. Он принял клинок, и тот будто отозвался на прикосновение: легкий, гибкий, послушный малейшему движению кисти. Вдоль центральной части лезвия проходило странное вздутие, очень похожее на кровеносный сосуд, и аухканы пояснили, что это ядовитая железа, которую они будут постоянно наполнять для своего брата по крови по мере расхода яда.
Меч действительно ощущался словно продолжение собственного тела человека.
– Это Арзубакан, и он будет тебе верным братом, – завершили свою речь масаари-нинцае.
С заведомым почтением Руф поднял панцирь, который был не тяжелее, чем кожаная броня дилорнов, однако гораздо более прочным, чем бронзовые доспехи. Это человек смог оценить даже на ощупь.
– Твой панцирь и шлем носят одно имя, – обратился к Двурукому Зеенар. – Это Алакартай, Защитник.
– Алакартай, – подхватил хор масаари-нинцае, – из великого племени тагдаше согласился служить тебе верным братом в твоих боях и битвах. Алакартай из великого племени тагдаше возвратился в Город после сражения с двурукими, осаждавшими твой дом по имени Каин. Он был неполон. Когда Алакартай узнал, что брат по крови не имеет доспехов, он решил стать ему защитником, как того требуют долг и честь и как к тому призывает само его имя.
Потрясенный Руф дрожащими руками надел на себя панцирь
/Потрясенный Руф принял братские объятия Алакартая из славного племени тагдаше и постарался ответить ему всей любовью и признательностью, которую нашел в своем сердце/ и водрузил на голову шлем. И то и другое облекло его и устроилось на человеке, будто действительно принадлежало ему от самого рождения.
Панцирь был выстелен изнутри мягкой пружинящей тканью, и Вувахон довольно застучал по полу крохотными коготками, услышав безмолвное одобрение Кайнена. Так же был оснащен и шлем; выпуклые темные прозрачные пластины надежно защищали глаза человека и давали возможность великолепного обзора, совершенно невозможную в обычном шлеме. Кроме того, череп Алакартая был таким же легким, как и прочие покровы аухканов, и плотно прилегал к голове. Через пару текселей Руф вообще забыл о том, что на нем что-то надето.
В таком шлеме было удобно сражаться даже В яркий солнечный день и стоя лицом к солнцу, в таком шлеме и панцире Руф чувствовал себя вдвое, а то и втрое сильнее. И он был надежно защищен не только самими доспехами, но и
/любовью?! /
тем, что несла их душа. Отчего-то Кайнен был уверен в том, что душа аухканов, сделавших ему такой невозможный среди людей подарок, осталась рядом с ним.
Шлем был усеян шипами и наростами, складывающимися в диковинное образование, которое, впрочем, Руфу не мешало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108