– Обставил. Снова обставил, сволочь! Мразь!
Он не замечал, как по посеревшим щекам текут потоком слезы, как прыгают посиневшие губы, как трясутся жирные руки. Он хрустел пальцами, бездумно и беспорядочно дергал себя то за воротник, то за полы шикарного дорогущего пиджака.
– Мразь, мразь, какая мразь! Как же так, умер… От чего?
– От жизни. – Ее голос пролязгал стальными гусеницами прямо по его несчастному мозгу. – От усталости.
– И теперь, даже если тебя убьют…
– Меня не убьют, – отчетливо произнесла она прямо у него над ухом. – Но даже если бы и убили – ему уже не будет больно. Уэсуги тоже не было больно, я знаю это. И Крису. И всем ребятам из «Фудо-мёо», которых ты предал и послал на смерть, – им тоже уже не больно. А вот твоя боль еще впереди.
Ему стало страшно и пусто.
– Не докажешь, – захрипел он. – «Фудо-мёо» не докажешь. Да и кому теперь дело?
– До денег всегда кому-нибудь найдется дело.
Она била по самому больному, по самому дорогому, что еще оставалось у него. Впрочем, генерал внезапно почувствовал, что ему становится безразлично, отберут у него деньги или нет, посадят его в тюрьму или не посадят.
«Обошел, обставил, убежал от боли и слез. И теперь смеется оттуда. А эта тварь явилась убивать меня, как когда-то Сережку Злотникова», – прыгали беспорядочные мысли.
А она продолжала упорно добивать его, словно вколачивала гвозди в крышку гроба.
– Доказать тоже получится. Единственного человека ты оставил в живых.
– Прошляпил, – прохрипел Кольцов.
– Перестраховывался. Надеялся, что он не выживет, а если выживет, то не вспомнит. А если вспомнит все-таки, то уже не выживет. Нет? Но ты демонстрировал начальству, как спасали всех, кого могли спасти, согласно твоему приказу.
Он улыбался тупой и бессмысленной улыбкой: «Опять переиграл. Опять оказался умнее и дальновиднее. Взял и умер! Как же теперь без него? И даже если пристрелить сейчас эту суку, то удовольствия никакого, потому что Железный Дровосек так и останется Железным. И ничто его не коснется».
– А документы?
– Сам он никогда бы не использовал, – охотно пояснила она. – Но мне оставил все. Потому что знал, что я не настолько честна и бескорыстна.
– Никто не может быть настолько честным и бескорыстным, – промычал Н. Н. – И не заикайся даже сравнивать себя и его. Сравнила божий дар с яичницей.
– Правда. Странно, что я с вами соглашаюсь, но соглашаюсь.
– Ты выиграла, – бесцветным голосом сказал Кольцов. – Но не сама. А только благодаря ему. Он сделал для тебя запасной вход в новую жизнь. Мы все есть только благодаря ему: ты, я, этот твой последний выживший из «Фудо-мёо». Все.
– Сейчас и ты умрешь, – усмехнулась она.
– Мои люди за дверью. – Он хватался за соломинку, но было видно, что делает это через силу, будто по обязанности, будто на самом деле ему уже неинтересно.
– Ни черта твои люди… – Она не договорила. Придвинулась ближе и почти нежно потянула к нему руку.
Кольцов отпрянул от нее в ужасе, вскрикнул, побагровел; глаза его выкатились из орбит, и он стал медленно оседать на сторону, стягивая за собой пушистое голубое покрывало.
– Удар, – констатировал Володька.
– Неприятная смерть, – подошел поближе Разумовский. – Никому бы не желал умереть от страха.
Ника смотрела на покойника широко открытыми глазами.
– Нам здесь больше делать нечего. Пошли, пока архаровцы не очнулись.
Все это время молчавший Макс внезапно произнес:
– Не могу отделаться от мысли, что он любил твоего Жоржа. На какой-то свой, извращенный, скособоченный, лад, но любил. Что за чертовщина в голову лезет?
– Правильно лезет, – согласился Игорь. – Типичная любовь-ненависть. Ни с тобой, ни без тебя, называется. Страшненькое чувство.
А сам в это время думал совсем о другом. Он думал о том, сделала бы Ника решающее, последнее движение, нанесла бы она смертельный удар, если бы Кольцов не опередил ее своей внезапной кончиной?

* * *

– Может, все-таки поедешь с нами?
Этот вопрос я задавала Максу уже в двадцатый или тридцатый раз.
– Спасибо, Лерка. Я бы с удовольствием. Но если здесь кто-то не останется, чтобы работать на износ, то теперешний бардак превратится в хаос. Не вешай нос, отдыхать я собираюсь теперь только у вас. За счет фирмы, разумеется. В апартаментах класса люкс.
– Ты береги себя, – посоветовал ему Игорь. – Кури поменьше. Витамины там всякие употребляй. Нервничай поменьше.
– Это-то проще всего, – ухмыльнулся Макс. – Легко! Вот витамины-ыы…
– И тетю Дашу навещай, – попросила я.
Тетя Даша категорически отказалась покидать на старости лет родной город. Всплакнула немного, прощаясь со мной, но проявила тихое упорство и осталась на месте. В ее квартирку перекочевали все мои детективы и кулинарные книги. А также телефон капитана Сторожука, которому тетя Даша обещала печь слоечки и другие сладости.
– Потом Павлу позвони, – дала я Максу следующее поручение. – Что, как дела, как расследование с этим Петром Семеновичем? Ну и помоги, если сможешь.
– Будет сделано, госпожа министерша, – отшучивался он.
Володька бесстрастно возвышался на два шага позади нашей беспокойной компании. Учитель Шу надзирал за погрузкой нашего багажа. Я с замиранием сердца ожидала, как отреагирует таможня на вещи Уэсуги, проходившие под названием: «Сувениры самурайские – 3 штуки. Стоим. 1000 у. е.» И какой-то штампик, подтверждающий покупку «сувениров самурайских» в магазине на Кловской.
– Штука баксов за такое дерьмо! – оскорбился молодой таможенник, заглядывая в справку. – Людям бабки девать некуда. Кому это барахло нужно?
– Не говори, есть помешанные, – ответил его напарник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77