– Не заслоняйте свет, пожалуйста. Мне бы не хотелось отвлекаться, чтобы потом никто не смог упрекнуть меня в поверхностности суждений и в том, что я не дал себе труда составить беспристрастное мнение.
Группка уважительно подалась назад. Подойдя еще ближе, Фрэнклин всмотрелся в картину, демонстративно переводя взгляд из одного ее угла в другой.
– Уже пора, – донесся до него робкий девичий голосок.
– Даже после такого тщательного осмотра, – веско произнес Фрэнклин, я могу вынести только суровый приговор. Не сомневаюсь, что в этой работе мистер Лэндор в глупости превзошел самого себя.
В этот момент толпа расступилась, позволяя кому-то пройти. Не оборачиваясь, Фрэнклин понял, что сейчас произойдет. И застыл в осуждающей позе. Подобно хорошему актеру, он знал, как следует выдерживать паузы.
– Вам не нравится моя картина, мистер Марш?
Неторопливо повернувшись, Фрэнклин увидел стоящего перед ним Эрика Лэндора. Немалое удовольствие критику доставил едва заметный гнев, таящийся в этих глубоко посаженных глазах, – сдерживаемый, но все же гнев.
– Великий художник собственной персоной, – насмешливо протянул он.
– Меня удивляет регулярность, с которой вы посещаете мои выставки, хотя мои работы вас только раздражают.
– Долг, дорогой мой мистер Лэндор, долг критика. Моя газета платит мне, чтобы я ходил на выставки, и я вынужден это делать, независимо от того, гений художник или… шарлатан.
– Вы чувствуете себя вправе судить?
На секунду Фрэнклин остолбенеют, но тут же вновь расслабился. Итак, Лэндор пытается задеть его. К несчастью, он не понимает, что имеет дело с профессионалом. Помолчав, Фрэнклин холодно сказал:
– Не думаю, чтобы у кого-нибудь был повод усомниться в моей репутации компетентного критика.
– В таком случае, почему вы ни разу не посоветовали мне, как избавиться от недостатков в моей работе?
Фрэнклин взглянул на замершие в ожидании лица. Что ж, он отплатит Лэндору той же монетой.
– Единственный совет, который я могу вам дать, – бросьте это занятие.
– Согласитесь, что, по меньшей мере, невежливо говорить такое человеку, отдавшему живописи всю свою жизнь, – сухо произнес Лэндор. – И, заметьте, добившемуся определенных успехов. Но я, пожалуй, последую вашему совету, если вы убедите меня в том, что я – бездарь.
«Эту возможность нельзя упускать!» – мысленно возликовал Фрэнклин. Его враги нечасто так подставлялись.
– Ладно, Лэндор. Я дам вам урок азов живописи. Обратим внимание на мешанину красок, которую вы озаглавили «Туман над Атлантикой». – Он небрежной походкой направился к полотну на противоположной стене, и посетители галереи послушно потянулись за ним.
– Взгляните, – продолжал Фрэнклин, все больше воодушевляясь. – Ни стиля, ни композиции, ни – что, вероятно, хуже всего – воображения. Просто нагромождение грязных пятен, наляпанных без какой-либо созидательной идеи. О чем говорит это полотно?
– Очевидно, кое-кому это вполне ясно. Сегодня днем оно было куплено.
– Деньги! – Фрэнклин предостерегающе поднял руку. – Дорогой Лэндор, если ваше мерило – деньги, не будем тратить время. Я думал, мы говорим об искусстве.
– Признаюсь, – сказал Лэндор с притворным смирением, которое Фрэнклин нашел отвратительным, – что похвалу критика ценю так же, как и коммерческий успех, мистер Марш.
– Вполне в вашем духе. – Фрэнклин окинул взглядом расплывчатые пятна на холсте. – Но подобную похвалу невозможно заслужить без определенных усилий с вашей стороны. Я имею в виду желание создать что-нибудь здоровое – подразумевая под «здоровым» эстетическую гармонию, как раз и отличающую величайшие творения прошлого и настоящего. Все великое в искусстве создавалось людьми, лишенными амбиций, мистер Лэндор, которые старались излагать свои мысли и чувства связным языком. А дилетант, который наугад шлепает краски на холст – просто потому, что ему так захотелось, – никогда не будет принадлежать к этому благословенному сообществу.
– Бы говорите о классической живописи, копирующей действительность, отважился возразить Лэндор.
– Я говорю не об этом, – парировал Фрэнклин. – Современная живопись, даже абстрактная, должна тем не менее подчиняться определенным законам, которые диктуются хорошим вкусом. Конечно, – он печально покачал головой, – гений имеет право, постигнув законы, пренебречь ими. Но гений! В вашем же случае, мистер Лэндор, невозможно заметить даже проблеска таланта. – Он театральным жестом ткнул в полотно; – Будьте любезны, объясните нам, что должно выражать это вопиющее по безвкусице творение?
– Ничего особенного, – отрезал Лэндор и повернулся к слушателям, возможно, полагая, что они окажутся более снисходительными, чем Фрэнклин Марш. – Сочетания цветов воздействуют на зрителя, и он находит свой собственный смысл… исходя из личного опыта… Каждый видит в этой картине что-то свое, уникальное и неповторимое.
– Итак, теперь вы представляете публике самой разбираться в вашей мазне, – вздохнул Марш. – А сами вы способны сказать о собственном – гм! – творчестве лишь то, что оно не значит абсолютно ничего.
– Для того, кто не способен видеть.
– Я способен на это, мистер Лэндор. Я умею видеть и делаю это очень хорошо. Когда есть что видеть. Это моя работа, мистер Лэндор, я можно сказать, живу своим зрением.
– Мистер Марш…
Робкий голос принадлежал девушке, работающей в галерее. Фрэнклин раздраженно обернулся. Он нс любил; когда его прерывали, и в любом случае не желал тратить время на подобных девиц, тенью ходивших за художниками и нанимавшихся на работу в галереи только затем, чтобы, понахватавшись профессиональных словечек, производить впечатление на своих приятелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46