Однако эта крошка была вежливой, даже почтительной. Она дождалась, пока Марш благосклонно кивнул, и только тогда, робко улыбнувшись, продолжила:
– У нас есть полотно молодого художника, которое мы вскоре намереваемся выставить. Может, вы согласитесь высказать свое мнение об этой работе?
Конечно, это выходило за всяческие рамки. Фрэнклин не опускался до того, чтобы давать консультации по закупке картин, хотя иногда и подумывал, что, занимаясь этим, несомненно, принес бы немало пользы – во всяком случае, его советы оказались бы более ценными, чем безграмотные рекомендации всех этих потрепанных типов, которые навязывали владельцам галерей взгляды, свидетельствующие только об испорченном вкусе.
Уже готовый отвергнуть предложение, Фрэнклин внезапно заметил ненавидящий взгляд Эрика Лэндора – и передумал. Из этого могло выйти нечто действительно забавное: если в работе новичка обнаружится несомненный талант, будет занятно противопоставить его картину пачкотне Лэндора.
– Ну хорошо – но только в этот раз, – милостиво согласился он.
Девушка скрылась за ширмой и вернулась с небольшим холстом. Прислонив его к стене, она отошла в сторону.
Фрэнклин шагнул ближе. Через пару мгновений он сдвинулся на несколько дюймов влево, чтобы рассмотреть картину под другим углом. В этих убогих заведениях, громко именуемых галереями, всегда плохое освещение. Он уже устают твердить, устал повторять в своей колонке, что давно пора так называемым любителям искусства настоять на строительстве чего-нибудь наподобие выставочного центра в Голландии. В конце концов, люди, которые платят деньги за картины, заслуживают некоторого уважения.
– Гм, – многозначительно произнес Фрэнклин.
Позади него царило почтительное молчание.
Неискушенному глазу цвета, пожалуй, могли показаться несколько кричащими. Тут требовался опытный критик, чтобы за грубоватой формой разглядеть чувствительную душу художника. В картине читался некий вызов, на который никогда бы не отважился такой ремесленник, как Лэндор.
– Очень интересно, – наконец сказал Фрэнклин. – Совершенно ясно, что у этого художника большое будущее. Обратите внимание на уверенность мазка, сочетание красок, – он повел рукой, – наряду со смелым вызовом общепринятым нормам. Да, несомненно, все так и есть. Вам есть чему поучиться у своего молодого коллеги, Лэндор.
– Ну, лично мне работа кажется несколько… незрелой, – с настораживающей мягкостью ответил Лэндор.
– Это как посмотреть. На мой взгляд, художник хочет, чтобы мы так считали. Он знает, что именно намерен выразить, и не предлагает публике самой искать в этом смысл. Более того, мне совершенно очевидно, что его манера выкована в суровом горниле жизни. Нет, нет… на самом деле очень зрелая работа.
– Ну, раз мне следует поучиться у этого дарования, я бы не отказался встретиться с ним. – Лэндор повернулся к девушке: – Это возможно?
– По правде говоря, он здесь.
Когда девушка удалилась за ширму, Фрэнклин ощутил приступ безотчетной тревоги. Ему внезапно показалось, что он попался в какую-то ловушку. Но слишком поздно!
Девушка вновь появилась. Она вела за руку маленького мальчика, едва ли старше пяти лет. Подойдя вместе с ней к полотну, ребенок улыбнулся. Его улыбка оказалась заразительной.
Посетители галереи, всего несколько минут назад почтительно внимавшие каждому слову Фрэнклина, стали посмеиваться. Смех, поначалу сдерживаемый, постепенно вырывался наружу. Теперь Фрэнклина окружала не послушная паства – на него глядели грубые, жестокие лица, открытые рты извергали вульгарный хохот.
Он попытался сказать хоть что-нибудь, но слова потонули в насмешливом гаме. В бешенстве он развернулся к Лэндору. Все это было подстроено!
Лэндор не смеялся – на его лице играла удовлетворённая усмешка. Усмешка человека, сделавшего свое дело, и сделавшего его хорошо.
– То, что это ребенок, не имеет никакого значения! – в отчаянии выкрикнул Фрэнклин. – Интуитивный дар…
Но тщетно. Они не слушали его больше. Толпа расходилась, по двое, по трое, потешаясь над его ниспровержением.
Фрэнклин рванулся к выходу. Люди расступались перед ним с притворной учтивостью. Их смех неотвязно преследовал его даже на улице. И после того как, прошагав сто с лишним ярдов, Фрэнклин свернул на оживленную магистраль, ужасное эхо все еще продолжало звучать у него в ушах.
Не замечая ничего вокруг себя, Марш шел сквозь людскую толпу. На лице его застыла гримаса злобы. Тонкие губы сжались в прямую линию. Он не был мстительным – Фрэнклин считал себя достаточно уравновешенным, как и подобает здравомыслящему критику и человеку, наделенному проницательностью и безупречным вкусом. Но он никогда не простит Эрика Лэндора.
Статья, появившаяся через пару дней, была результатом долгих бессонных часов. Первым побуждением Фрэнклина было воздать выставке Лэндора по заслугам, не оставив от нее камня на камне. Но если бы он поступил так, кто-нибудь непременно бы бросился на защиту художника. Какой-нибудь писака, случайно оказавшийся свидетелем его позора, не преминул бы предать гласности историю, как Фрэнклин Марш попался на такой дешевый трюк.
Не то чтобы ему недоставало мужества. Никто не смог бы обвинить его в трусости. Но его делу, тем принципам, которые он отстаивал, только повредило бы, если грязные клеветники получат повод упрекнуть его в личной неприязни к Лэндору.
Конечно, можно было вообще не упоминать об этой злосчастной выставке, полностью посвятив статью новой экспозиции в галерее Виктории и Альберта. Но скользкие ухмылочки все равно бы замелькали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46