Я смотрел, как они уходят, погруженные каждый в свои мысли. Тогда я и
не подозревал, в чем причина их тревоги, и лишь много позже узнал, о чем
они беседовали.

Когда они вошли в дом викария, мистер Либоди первым делом направился
в кабинет и разжег огонь в камине.
Доктор Уиллерс снял пальто и уселся в одно из кресел, протянув руки к
огню. Преподобный Хьюберт занял кресло напротив и некоторое время
разглядывал языки пламени. Наконец он сказал:
- В наши дни люди уже не столь набожны, как их предки, - многие
предпочитают теологии более современные науки. Поэтому, вероятно, в
некоторых отношениях вы знаете мою паству лучше меня. Нам обоим, каждому в
своей области - которые, впрочем, существенно перекрываются - приходится
выслушивать людские исповеди. И, хотя этика отношений между двумя людьми,
выслушавшими одну и ту же исповедь, мне не совсем ясна, мне кажется, что,
когда дело касается столь серьезной проблемы, не будет неэтичным, если они
проконсультируются друг с другом - избегая, естественно, подробностей
личного характера.
Мистер Либоди отвел взгляд от огня и вопросительно посмотрел на
собеседника. Доктор кивнул.
- Да, - согласился он, - думаю, что в нынешних необычных
обстоятельствах это вполне допустимо.
- Рад это слышать, очень рад, - сказал викарий. - Честно говоря,
доктор, не могу припомнить, когда я был столь же обеспокоен или когда был
так же не в состоянии утешить некоторых своих прихожан, как сейчас.
Уверен, вы понимаете, что я имею в виду.
- Нет, - решительно сказал доктор. - У меня, правда, есть основания
для беспокойства - и думаю, что их будет еще больше. Мои причины для
беспокойства несколько иного рода, и, вероятно, не столь тревожны - короче
говоря, моя задача заключается в том, чтобы предпринимать практические
шаги, связанные с последствиями; причины же меня волновать не должны.
- Да, - ответил викарий, угрюмо глядя в огонь. - Когда вы теряете
пациента, вы знаете, что сделали все, что могли, но бессильна оказалась
медицина; когда же я теряю кого-то из своей паствы, то в том, что мне не
удалось наставить его на путь истинный, виновен лично я. Медицинская
профилактика становится сильнее, но я боюсь, что моральная профилактика
слабеет. Иммунитет, который при этом развивается, - это мера человеческого
падения.
Он вздохнул.
- Впечатление часто обманчиво, вы же знаете, - сказал доктор. - Если
допустить, что в наши дни появляются более искусные дьяволы, сомневаюсь,
что слабость столь серьезна, как кажется. Похоже, вам мешают две вещи -
искушения стали более утонченными, а наказания за уступки им стали менее
очевидными, поскольку они менее строги. Но еще слишком рано говорить об
упадке. - Он сделал паузу, а затем, как бы отбрасывая в сторону общие
рассуждения, перешел к сути: - Проблема, конечно, заключается в этих
беременностях?
Викарий кивнул.
- Я бы сказал, что по большей части они являются практическим
подтверждением моих слов - я более чем уверен, что это самая важная часть.
Доктор слегка нахмурился.
- Думаю, нам следует быть практичными, викарий. Моральные вопросы,
несомненно, по-своему важны, но сейчас, я думаю, более существенна
практическая сторона дела.
- О, я сейчас не это имел в виду, хотя это тоже важно.
- Думаю, викарий, что я не совсем вас понимаю.
Преподобный Хьюберт поколебался, но наконец собрался с духом.
- Дело вот в чем, - сказал он. - Я могу в качестве примера привести
трех молодых женщин, моих прихожанок - мы договорились не употреблять
имен, поэтому я не назову их, - но две из них из прекрасных семей, про
третью можно сказать почти то же самое, и они все побывали у меня в
течение последних трех недель. Они пришли за поддержкой, потому что
нуждались в помощи; они не испытывали ни стыда, ни раскаяния, не
чувствовали за собой вины: они пришли просто потому, что были испуганы. -
Он, нахмурившись, сделал паузу. - Вы можете сказать, что в наши дни ничего
необычного в этом нет. Изменились социальные ценности, изменилась и мера
ответственности. Но здесь другое дело. Как я уже сказал, они пришли ко
мне, так как были испуганы; я пытался помочь им, но когда пришла третья, я
испугался тоже. - Он снова помолчал, затем продолжил: - Я немного знаю
человеческую природу. Я крестил всех трех. Они росли у меня на глазах. У
меня не меньше оснований доверять им, чем любому другому человеку. Так что
же я могу сказать, что же я могу подумать, когда все три полностью - и с
искренностью, в которой я не могу сомневаться, - отрицают, что когда-либо
оказывалась в ситуации, в которой они могли бы, как говорится, "попасть в
беду"? - Викарий медленно покачал головой. - Тупое упрямство, с которым
женщины отстаивают свою невинность перед лицом любых доказательств,
общеизвестно, но этих женщин нельзя назвать ни тупыми, ни невежественными;
собственно, именно по этой причине они и напуганы.
Одна из них сказала мне: "Если бы я могла предполагать это, святой
отец, я бы, конечно, беспокоилась и ожидала позора - но я знала бы, в чем
дело. И не перепугалась бы до смерти, как сейчас!" Другая вела себя
примерно так же. Она сказала: "Я не знаю, не понимаю, мне страшно... Никто
не может представить себе, что я чувствую. Когда с тобой происходит такое
и ты не можешь даже предположить, как и почему это случилось, это ужасно".
Я уверен, что это не сговор. Каждая из них верила в то, что она
говорит правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72