Отец, казалось, не расслышал его. Тогда инспектор встал с места и
повторил фразу так, что отец поневоле остановился. Секунду или две он с
яростью смотрел на инспектора, потом швырнул хлыст на стол и вышел следом
за мной.

Не знаю, где была в это время мать. Может быть, она просто боялась
отцовского гнева. Ко мне зашла Мэри, помогла раздеться и лечь в кровать.
Она не могла удержать слез. Я же изо всех сил старался держаться стойко,
пока она была рядом. Но когда она, дав мне выпить горячего бульона, вышла
из комнаты, слезы хлынули у меня из глаз. Я ревел не от боли, вернее не от
физической боли, а от стыда и беспомощности: с отчаянием я сжимал в руке
прядь каштановых волос, перевязанных желтой лентой, и захлебываясь в
рыданиях, бормотал:
- Я ничего не смог сделать... Софи... Я ничего... ничего не смог!

6
Вечером, когда мне стало лучше, я _у_с_л_ы_ш_а_л_, что Розалинда
пытается _п_о_г_о_в_о_р_и_т_ь_ со мной. Чувствовал я тревогу и остальных
наших. Я рассказал им про Софи, теперь это уже не было тайной. Мой рассказ
напугал их, и я постарался растолковать им, что отклонение, во всяком
случае, такое маленькое и несущественное, не может считаться кощунством. И
все же для них это явилось своего рода шоком. Ведь то, что я говорил, шло
вразрез со всеми общепринятыми понятиями о НОРМЕ. Они верили в мою
искренность, да и как могло быть иначе? Разговаривая _м_ы_с_л_я_м_и_,
невозможно лгать. Но их поразила сама идея, что кощунство может не быть
омерзительным... Переступить через это они еще не могли. Во всяком случае
сейчас они не могли ничем мне помочь, и я не очень жалел, когда один за
другим они замолкли.
Я был очень измучен, но долго не мог заснуть. Я лежал и представлял
себе, что Софи с родителями успели добраться до Джунглей, их
преследователи, несолоно хлебавши, повернули обратно, и мое предательство
ничем не повредило Софи.
Когда я, наконец, заснул, мой сон был полон кошмаров. В беспорядке
мелькали передо мной страшные видения. Вновь мы все собрались во дворе, и
мой отец держал за руку Софи, готовясь свершить Очищение... Проснулся я от
своего крика, умоляющего отца остановиться... Я боялся заснуть вновь,
чтобы не увидеть опять этот кошмарный сон, но все-таки вскоре заснул...
Теперь я увидел другое: вновь, как в детстве, передо мной простирался
Город, его дома, улицы и странные блестящие предметы, летевшие по воздуху.
Уже много лет я не видел этого во сне, но Город был в точности такой, как
раньше, и почему-то этот давно забытый сон успокоил меня...
Мать зашла ко мне на следующий день, но в глазах ее я не увидел ни
сочувствия, ни даже сожаления, разве только легкую брезгливость. Ухаживала
за мной Мэри. Она запрещала мне вставать с постели весь день, и я молча
лежал на животе, чтобы не тревожить израненную спину, соображая, что бы
предпринять для побега. Я решил, что лучше всего попробовать достать
лошадь, и все утро придумывал, как украсть одну из наших рабочих лошадей,
чтобы ускакать на ней в Джунгли.
Днем ко мне заглянул инспектор. Он принес с собой кучу сладостей.
Поначалу я хотел было потихоньку расспросить его о Джунглях, разумеется,
так, чтобы он не догадался о моих намерениях; будучи специалистом по
отклонениям, он наверняка должен был знать о Джунглях больше, чем кто бы
то ни было. Но я сразу выкинул эту мысль из головы: он моментально
раскусил бы меня.
Говорил он со мной участливо и даже с жалостью, но пришел он не
просто меня проведать. Я понял это с первого же его вопроса.
- Скажи, Дэвид, - спросил он, жуя конфеты, - ты давно знаешь дочку
этих Уэндеров?
Теперь уже не было смысла скрывать что-либо, и я сказал ему правду.
- А ты давно заметил отклонение у этой самой... Софи? - был следующий
его вопрос.
- Давно, - прошептал я.
- Ну, примерно, сколько времени ты знал об этом?
- Месяцев шесть.
Брови его приподнялись, и выражение лица стало серьезным и
озабоченным.
- Это плохо, Дэвид, - сказал он. - Это очень плохо. Это называется
сокрытием преступления, и ты не мог не знать об этом, так ведь?
Я отвел глаза и невольно заерзал под его пристальным взглядом.
Ерзанье это причинило мне боль. Превозмогая ее, я постарался объяснить:
- Это... Это было совсем не так, как нас учат в церкви. Эти...
пальцы... Они были такие маленькие...
- "И каждая нога должна иметь по _п_я_т_ь_ пальцев..." -
продекламировал инспектор, пододвигая ко мне кулек с конфетами. - Ты
хорошо помнишь это место из Определений?
- Д-да, - выдавил я с трудом.
- Пойми, Дэвид, каждая часть Определений очень важна, и если кто-либо
не соответствует хоть самой малой их части, значит, он не человек. Значит,
у него нет души. Значит, он не образ и подобие Господа, а
и_м_и_т_а_ц_и_я_, подделка. А во всякой подделке обязательно есть
неточность. Только Богу дано создать истинное свое подобие, а подделки,
пусть многие из них выглядят почти во всем похожими на нас, не от Бога.
Став старше, - продолжал он, - ты многое будешь понимать лучше, чем
теперь, я же хочу знать одно: ты _з_н_а_л_ про отклонение у Софи, знал
д_а_в_н_о_ и не сообщил об этом ни мне, ни отцу. Почему?
Поколебавшись, я рассказал ему о том кошмарном сне, который приснился
мне давно и повторился нынешней ночью. Инспектор задумчиво посмотрел на
меня и кивнул.
- Теперь я понимаю, - протянул он. - Но ведь с кощунствами обходятся
совсем иначе, чем с преступлениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67