Она тоже могла срастить кости, но на это у нее ушло бы три или четыре часа.
Ворлок тоже изумлялся, но по другой причине.
— Я не знал, что с Зовом можно бороться, — сказал он на сардиронском. — Мой мастер меня этому не учил. Как тебе это удалось?
Тенерия на мгновение задумалась в поиске нужных слов, затем ответила на том же языке.
— Ведовство, — вновь помолчала, опять же подбирая слова. — Как ты сумел так быстро залечить запястье?
Он глянул на свою левую руку.
— Ворлокство. — Посмотрел на Тенерию. — Ты не ворлок?
— Нет, — покачала головой Тенерия. — Я ведьма.
Оба долго разглядывали друг друга.
— К сожалению, я ничего не знаю о ворлоках, — прервала молчание Тенерия.
— А я — о ведьмах. Да и остальные ворлоки тоже. Мы сторонимся других чародеев. Как мне сказали, с Ночи Безумия.
Тенерия склонила голову набок.
— Я слышала. Может, это ошибка? Напрасно вы всех сторонитесь.
— Если ты можешь помочь в борьбе с Зовом, то это действительно ошибка.
Тенерия кивнула.
— А раз ты владеешь такими способами врачевания, нам есть о чем поговорить.
Кивнул и ворлок.
— Думаю, ты права. — Он огляделся.
Стоял он на развилке дорог, Тенерия — на пороге гостиницы. Шенда и вторая служанка опасливо выглядывали из-за ее спины.
— Могу я войти? — спросил ворлок.
— Нет! — тут же выкрикнула Шенда.
На лице ворлока отразилось удивление. Он хотел что-то сказать, но Тенерия подняла руку, останавливая его:
— Я выйду к тебе. Эти люди натерпелись от ворлоков.
— В саду есть скамейки, — добавила вторая служанка. — За домом.
— Благодарю вас. — Тенерия огляделась в поисках сприггана, но не нашла его и решила, что его напугали шум и яркий свет.
Она протянула руку ворлоку.
— Так пойдем в сад?
Ворлок кивнул, и, когда он брал ее за руку, на его изрезанном морщинами страдания лице появилось некое подобие улыбки.
Глава 21
На первом же перекрестке Думери едва не заплутал: одна тропа была такой узкой, что поначалу он подумал, что в этом месте сходятся лишь три дороги.
Мужчина же дал четкие указания: развилка, развилка, перекресток, перекресток, развилка, развилка.
На втором перекрестке стояла гостиница, но Думери не остановился, поскольку вторая половина дня только началась.
Оставлял он без внимания и многочисленные указатели: все надписи на сардиронском, буквы такие же, что в этшарском, но лишь одно понятное слово — Алдагмор, встречающееся на большинстве указателей. После разговора со служанкой в первой гостинице он знал, что так называется местность, где он находится. Все остальное представлялось ему абсолютной галиматьей.
Проходил он и мимо домов, но не останавливался, чтобы задать какие-либо вопросы.
Тропа в основном огибала холмы, а не пересекала их, так идти было куда легче, чем вчера.
Склоны становились все круче и круче, потом стали чуть ли не отвесными.
Заметно похолодало, что очень удивило Думери. Все-таки на дворе поздняя весна, и солнце должно прогревать воздух.
Наверное, подумал он, причина в этих высоких холмах. К тому же находился он гораздо севернее Этшара.
К закату солнца он еще не дошел до двух развилок. Не встретились ему и гостиницы. Сытный завтрак остался в далеком прошлом, в животе снова урчало от голода. Но ему не оставалось ничего другого, как вновь свернуться клубочком у самой тропы и постараться заснуть.
Он попытался придумать, как раздобыть еду, но на ум не шло ничего путного. Последний дом с огородом он миновал много часов назад, но не увидел ни овощей, ни фруктов, пригодных к еде. Не нашел он ни ягод, ни орехов, которые в любой сказке всегда были под рукой.
Что ж, он всегда полагал, что все эти сказки — чистая ложь. Так Думери и лежал, прислушиваясь к урчанию в животе.
В конце концов усталость взяла верх над голодом.
Проснулся он до зари от мелкого, холодного дождя. Сел под дерево, дождался, пока чуть рассветет, и двинулся дальше, не сводя глаз с тропы, чтобы не пропустить развилку.
Дождь кончился, облака рассеялись, и из-за гор выглянуло солнце, когда он набрел на полуразвалившуюся гостиницу. И решил уже зайти, чтобы поесть, но вспомнил, что у него осталось лишь два медяка, а дом Кеншера сына Киннера мог находиться в какой-нибудь миле. И он прошагал мимо.
Около полудня Думери миновал третью развилку и повернул налево, в горы.
Идти стало куда сложнее. Тропа взбиралась на крутые откосы, а затем сваливалась вниз. Иной раз он проходил на уровне вершин елей, растущих на уступе в шестидесяти футах ниже.
Далекие горы, которые он видел, сойдя на берег, перестали быть таковыми. Он уже сомневался, преодолевает ли он холмы или карабкается по горам.
Конечно, самые высокие пики лежали впереди, на востоке, но он, судя по длинным и крутым склонам, поднимался на горы. Пусть небольшие, но горы.
Думери миновал несколько домов, отстоящих довольно далеко от тропы, с закрытыми дверями, ставнями на окнах. Но ни в один стучаться не стал.
Возможно, он попасся бы в саду или огороде, если б увидел хоть один, но садов и огородов рядом с этими домами Думери не обнаружил.
Его башмаки, пошитые для города, из тонкой кожи, и так протянули дольше, чем он ожидал, но во второй половине дня и они не выдержали горной дороги. Первой начала отрываться подошва левого башмака, цепляя за землю при каждом шаге. Думери не осталось ничего другого, как снять башмаки, привязать к поясу и идти босиком.
Солнце уже опустилось за вершины деревьев, когда он вышел к четвертой и последней развилке.
На ней стоял камень-указатель, опять же с надписями на сардиронском. Думери не стал на него и смотреть, свернув на правую тропу.
Если по левой тропе еще ходили, то правая, не тропа, а тропинка, едва просматривалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67