Затем он вновь поднял
руку в приветственном жесте и заговорил с аборигенами без применения
технических средств, зная по опыту, что это более верный способ найти
общий язык с теми, кого цивилизация еще не коснулась своей заботливой
рукой. Глаза парламентеров при этом широко раскрылись: видимо не каждый
день в окрестностях их селения появлялись люди, способные так ощутимо
менять свой голос. Но несмотря на свой страх, они, видимо, догадались, что
изменение громкости звука - дружественный знак.
Грибердсон медленно поднимался, пока не оказался в десяти футах от
дикарей. Отсюда ему было видно, как они дрожат. Но дрожь эта была вызвана
не перспективой битвы, а лишь страхом перед неизвестностью.
Грибердсон заговорил и одновременно попытался знаками пояснять свои
слова. Он использовал язык жестов бушменов Калахари. Не будучи уверен, что
туземцы имеют собственный язык жестов и смогут ответить ему, он хотел
использовать все возможные средства, чтобы убедить их в его мирных
намерениях.
Он говорил, что они пришли из дальних мест, принесли дары и хотят
дружбы. Вождь наконец улыбнулся и опустил оружие, хотя все еще сохранял
дистанцию. Второй тоже улыбнулся. Вождь обернулся, не переставая коситься
на Грибердсона, и закричал воинам. Затем он пригласил Грибердсона и его
спутников следовать за ним, и на вершине холма воины взяли в кольцо всех
четверых.
В лицах и движениях воинов уже не было ничего угрожающего. Теперь
путешественники смогли увидеть большое стойбище, укрытое под массивным
известняковым карнизом. Северная сторона прикрывалась стеной из крупных
камней, уложенных друг на друга. Такая же стена поднималась с востока. В
поселении было около тридцати вигвамов из шкур на деревянных шестах.
Грибердсон насчитал тридцать взрослых женщин, десять подростков-девушек,
шесть мальчиков и тридцать восемь совсем маленьких детей.
Позже, когда вернулись охотники, он пересчитал и мужчин, их было
двадцать четыре человека.
В каждом очаге горел огонь, кое-где на прутьях жарились освежеванные
и выпотрошенные кролики, сурки, птицы. В углу лагеря находился деревянный
загон: там жил медвежонок. Перед одним из шатров стоял столб с черепом
медведя, насаженным на верхушку, основание столба было обложено камнями.
Во времена Грибердсона череп такой величины, как этот, можно было
встретить лишь у кадьякского медведя. Грибердсон решил, что череп и
медвежонок - это атрибуты культа медведя, который, видимо, является
тотемом племени.
Воду туземцы носили из реки. Об этом говорили кожаные бурдюки, во
множестве валявшиеся на земле. Повсюду были разбросаны кости, а сильный
запах с северной стороны говорил о том, что по ту сторону стены с обрыва
сбрасываются экскременты. Запах самих дикарей, их всклокоченные бороды и
волосы, грязная одежда из шкур свидетельствовали, что они не слишком
заботятся о личной гигиене.
Грибердсон, не встретив возражений со стороны туземцев, заглянул в
ближайший шатер. Там были очень низкие кровати - деревянные рамы со
шкурами, брошенными сверху. На одной кровати лежал больной мальчик лет
десяти. Грибердсон попросил Речел подержать открытым кожаный полог входа и
на четвереньках пробрался внутрь. Мальчик тусклыми глазами взглянул на
него. Он был очень слаб.
Снаружи закричала женщина и полезла в шатер. Она хотела убедиться,
что таинственный человек с голосом, подобным грому, не сделает вреда ее
ребенку. Грибердсон улыбнулся ей, но жестом попросил не вмешиваться.
Он надел на голову рефлектор и направил луч света в глаза мальчику,
затем в горло и в уши. Мальчик дрожал от страха, но не сопротивлялся.
Грибердсон размышлял - следует ли попытаться сейчас взять анализы
кожной ткани, крови, слюны и мочи. По собственному опыту он знал, что
первобытные люди чаще всего отказываются сдавать анализы, опасаясь, что те
будут использованы против них в обрядах черной магии. Если и этому племени
присущи подобные предрассудки, люди, хоть они сейчас и напуганы, могут
пойти на насилие.
Джон задумался. Плоский градусник, который он приложил к коже
мальчика, показывал сто четыре градуса по Фаренгейту. Кожа больного была
горячей и сухой, дыхание учащенным, пульс - восемьдесят пять ударов в
минуту. Симптомы подходили для дюжины болезней. Чтобы поставить правильный
диагноз, нужны были анализы.
Он мог встать и уйти, предоставив местному колдуну заниматься своим
делом.
Грибердсона предупредили, что не следует вмешиваться в медицинские
проблемы прошлого, так как это может как-то повлиять на будущее. В конце
концов, каждому, кого он встретит, все равно предстоит умереть почти за
четырнадцать тысяч лет до его рождения. Но в данной ситуации, если только
он уверен, что может выходить больного дикаря и тем самым облегчить
выполнение задачи проекта, он должен это сделать. Если же он сомневается в
своих силах, ребенка следует предоставить своей судьбе, не рискуя срывом
осуществления Проекта.
Проблема вмешательства в будущее Грибердсона не тревожила. Что бы они
ни сделали в прошлом, события их жизни определились задолго до его
рождения, даже если он сам приложил к этому руку.
Мать ребенка, оставаясь за спиной Грибердсона, не могла видеть, чем
он занят. Она что-то протестующе говорила, но он не обращал на это
внимания. Грибердсон прижал инструмент к руке мальчика, нажал кнопку, и
цилиндр наполнился кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56