Сбежал!
Улыбка лишь высветила ощущение реальности: он еще не свободен. Он еще
не выбрался из той тюрьмы, в которой пробыл так долго. А если это и
удастся ему, кто знает, долго ли он пробудет на воле.
Ужасно хотелось отдохнуть, но времени уже совсем не оставалось.
Подойдя к западной стене, Дункан уперся в нее спиной напротив того места,
где раньше стоял цилиндр Среды. Затем он сгруппировался, словно
устремившийся вперед бегун, и уперся правым каблуком в основание стены у
самого пола.
Словно выстрел стартера раздался в его голове. Дункан подскочил и
бросился вперед. Несколько больших шагов с разбега - и он, высоко
подпрыгнув, отбросив корпус назад, вложив всю силу в удар, обеими ногами
толкнул верхнюю часть цилиндра. Несмотря на крик, который Дункан издал в
момент удара, словно надеясь, что он добавит ему силы, - ничего не
произошло.
Дункан упал на спину, перевернулся и оказался на всех четырех.
Повернувшись, он застонал от бессилия. Если стоунер и покачнулся, то
не настолько, чтобы упасть. Силы Дункана оказались явно недостаточно.
Цилиндр стоял, словно неприступная крепость, будто к нему никто и не
притрагивался. Дункан медленно поднялся. Позвоночник ломило, и Дункану
показалось, что его вот-вот сведет судорога. Если это случится, с ним
покончено. Придется забыть о своем плане, распрощаться с надеждами.
Дункан быстро проскочил в ванную и налил в стакан холодной воды.
Выпив ее, он решительно подошел к цилиндру Четверга. Неимоверными
усилиями, затратив пять минут, Дункан оттащил стоунер от стены,
поворачивая его тем же способом, как и первый, и установил под углом к
нему. Выравняв оба стоунера относительно друг друга, он позволил себе
минутный отдых. До пробуждения жизни на острове осталось всего четыре
минуты.
Еще пять минут ушло на то, чтобы поставить стоунер Пятницы туда, где
прежде был цилиндр Среды. Теперь все три цилиндра стояли в ряд. Один около
стены, второй посередине комнаты и третий в нескольких футах от окна.
"Деяния Геркулеса - ничто по сравнению с тем, что удалось сделать
мне, - подумал Дункан. - А ведь могучий герой древности имел мышцы
помощнее моих да и времени для работы поболе".
Боль в спине напомнила ему, что времени, на которое он может
рассчитывать, оставалось все меньше. Прошла уже целая минута, как к
цилиндру Среды подвели дестоунирующую мощность.
Итак, он уже вышел из графика. И все же сейчас дальнейшее усилие над
собственным телом могло плохо кончиться. Нравилось ему это или нет, нужно
было срочно устранить последствия травмы. То, что при этом он рисковал
быть пойманным, особого значения уже не имело: двигаться дальше, не
выполнив процедуру самовосстановления, он уже не мог.
Медленно Дункан опустился на четвереньки, мышцы спины горели и
подрагивали. Осторожно перевернувшись, он лег на спину и, глядя в потолок,
вытянул ноги, а затем, умиротворенный, закрыл глаза. Ему удалось очень
быстро, почти мгновенно перейти в то состояние разума, которое он обычно
называл "поиск". Он так часто, долго и упорно проделывал эти упражнения
прежде, используя любую возможность, любую паузу, будь то пять минут,
десять или целых два часа, что вхождение в нужное состояние давалось ему
теперь необычайно легко: иногда он едва успевал подумать о заветных
буквах. Они постоянно висели в его мозгу, словно яркие кометы на ночном
небе. Отсчитав последние секунды задуманного срока, Дункан почувствовал,
как сползает куда-то вниз, скользит все ниже и ниже, то сжимаясь, то
расширяясь, сглаживая острые изгибы собственного тела. Это было похоже на
стремительный крутой спуск в машине в извилистом, погруженном во мглу
туннеле.
Затем Дункан вдруг почувствовал, что летит сквозь мрак, а где-то
внизу валяются огромные груды монолитных, тускло светящихся блоков. Это
измученные мускулы его спины.
"Я приветствую вас, мои мышцы, - широчайшую мышцу спины, фасцию
поясницы, нижнюю заднюю зубчатую, а также ромбовидную и межостистую, ваших
ближайших союзников и друзей".
Боль, резкая, беспощадная боль на миг пронзила поясницу. Длилась она
каких-то полсекунды, а затем исчезла. Обливаясь потом, Дункан встал. Мышцы
его, по крайней мере, на какое-то мгновение, наполнились упругой силой,
словно скрипичные струны, готовые излить чудодейственную музыку Бетховена
или его любимого композитора Туди Свэнсона Кая.
В комнате было тихо. В других помещениях этого дома и в тысячах
комнат во всем городе сейчас становилось шумно. Люди, только что
выбравшись из стоунеров, готовились войти в Среду, окунуться в отведенную
им одну седьмую часть недели. Многие из них, конечно, сразу же направятся
спать, сдавшись с помощью машин сна чарам Морфея, чтобы к началу рабочей
смены встать бодрыми и отдохнувшими. В этом здании первая смена сейчас
садится за еду; некоторые завтракают, расположившись напротив своих
мониторов. Так они и будут есть, не спеша присматривая за заключенными. За
его комнатой следить никто не станет. Существовала, правда, вероятность
того, что в больнице появится новый заключенный, которого поместят в
комнату Дункана. Хотя вряд ли это произойдет так быстро.
На улице все еще было темно. В окна бил дождь. "Народу на улицах пока
еще не будет много", - подумал Дункан.
Он подошел сзади к цилиндру Пятницы, уперся в него ногой, а спиной -
в стену и начал подниматься по его поверхности вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117