Князь Андрей мастеров созывает, слышал?– Не слышал, раньше, должно быть, ушёл.– Что же без отца-матери и налегке?Сам не зная, как получилось, Дёмка рассказал про кузницу за посадским оврагом, и про отцову смерть, и как стала ему вместо отца и матери сестра Иванна. Одно утаил: зачем и куда путь держит. Закончил так:– В южные земли иду, а что налегке – не успел собраться.Горазд внимательно оглядел Дёмку, словно прикинул, чего тот стоит, вопросов больше задавать не стал.– Приставлю-ка я тебя, Дёмка-Дементий, к камню, обучу, чему сам от отца своего научился.– За доброту спасибо, только мне поспешать надо.– Лето на осень поворотило, недолго до холодов. Наживёшь сапоги, тулуп, съестные припасы – тогда поспешай.Горазд хитрил. Большеротый мальчонка с открытым взглядом и упрямым изломом бровей пришёлся ему по сердцу. И еду, и одежду, чтобы сменить подбитую ветром рубаху и запросившие каши порванные сапоги, – всё бы он Дёмке дал. Запасная одёжка лежала в подклети. В погребах-бочках, врытых в землю и заваленных камнями от крыс, хранились сало и сыр. Оставлял он Дёмку из-за другого: не след недоростка-мальчонку отпускать в одиночку в дальнее странствие. Пропадёт на дорогах один.– Слышал про Москву? Мы у нее под боком. Мал город, да дорог, ключом всем дорогам приходится, в серёдке стоит. Хоть из Смоленска в Рязань идти, хоть из Владимира на Чернигов и Киев подайся – Москву не минуешь. Потянется на юг торговый обоз – с попутчиками тебя и отправлю, против воли не задержу.– Сказывают, непокорный боярин Кучка там жил, да великий князь Юрий обезглавил его за дерзость. У нас Москву Кучковом называют. – Дёмка задумался, помолчал, через малое время добавил: – Правда твоя, без сапог мне не дойти.– Вот и ладно, коли согласен.На выработках Дёмке понравилось. Сколько раз отец пытался приспособить его к железу – не получилось, а камень сразу заворожил. Был он тёплый, ноздреватый, напоминал задетый весенним солнцем смёрзшийся снег.– Где возводят строение, там известняк.Горазд протянул Дёмке молоток-киянку с короткой рукоятью, зубила-закольники и похожую на молоток бучарду с зубьями по всему бойку.– Стены выкладывать – известняк, фундамент устанавливать – известняк, щебень на известь бить – снова он. В работе удобен, к жаре и морозу устойчив. Что крепок, сам сейчас убедишься. Большим закольником скалывай большие куски, тонкий – приспособь для обработки помельче. Ты, главное дело, смотри. Глазами переймёшь – руки сами повторят.Последние слова прозвучали под дробный стук. Рядом с Гораздом расположились пять камнесечцев. Металл забил о металл, металл ударил по камню.Работали камнеделы артельно. Добытчики, с помощью клиньев и молота-«кулака» пробивая бороздки, отсекали от жилы большие неровные глыбы. Правильную форму глыбам придавали мастера-камнесечцы. Ровные стенные плиты длиной в полтора-два локтя в ожидании отправки лежали на берегу. Зимой камень везли санным путём, летом сплавляли по рекам. Гружённые плитами, щебнем и бочками с известью плоскодонные судёнышки-шитики уходили по Москва-реке на Клязьму. В морозы, когда выемка камня приостанавливалась и работы велись только в двух или трёх наклонных колодцах с круглыми световыми устьями, камнеделы превращались в судостроителей. Валили лес, сбивали судёнышки.– Московские шитики с камнем до самой Оки воду режут, – сказал Дёмке Горазд.Закольник в руке Горазда перемещался безостановочно, как стерженек по берёсте строка за строкой. «Стук-стук-перестук». Закольник вёл свой рассказ. «Скол-скол». Струйки пыли и белой крупки брызгали по сторонам. На ровной поверхности камня оставалась мелкая рябь. «Стук-стук-перестук, скол-скол». Дёмке казалось, что камень долбит огромный железный дятел.– Дозволь самому попробовать.Горазд выбрал глыбу поменьше, показал, с чего начинать. Дёмка приставил скошенный острый закольник к выпиравшему горбом уступу, с силой ударил. Закольник дёрнулся, соскочил, процарапал бороздку. Второй удар выбил вмятину, третий – сбил край.– Бей, не жалей! Труха на известь пойдёт, – крикнул камнесечец с жёлтым худым лицом и втянутыми щеками. Уложив на деревянную лагу плиту, он вгонял и поворачивал железный бур, разрывавший камень на две неравные части.Дёмка нахмурился и опустил голову.– Помолчи, сосед. Чем лишку болтать, вспомни лучше, как сам начинал, – вступился за Дёмку Горазд.– Да разве я в обиду? Все начинали с порчи. Сколько, бывало, наковыряешь, пока руки поймут, под каким углом закольник держать, с какой силой бить.Вечером у Дёмки горели ладони.– Не наскучила наша работа? – спросил Горазд.– Нравится, – ответил Дёмка.– У тебя пойдёт. Камень любит настойчивых.– Много его залегает в земле, откуда известно, где брать?– Известняк и у вас, под Владимиром, имеется. Здесь поболе. Кто к камню привычен, сразу видит, где жила на поверхность выходит. Тут человек один объявился, так он под землёй камень чует. Палец вытянет: «Здесь долбите, камень мелкозернистый. А здесь не трогайте. Поры крупные, – не камень – стоялый гриб».– Что за человек такой?– Сами не знаем. Пришёл. Нас земляками назвал. «Много, – говорит, – чужих земель исходил. Теперь у вас, земляки, поучиться хочу». Только и вымолвил слово. А откуда родом – из Суздаля, Ростова или Звенигорода – этого не объявил. Имени даже не знаем. Он молчит. Мы вопросы задавать остерегаемся, чтоб за обиду не принял. Строителем промеж себя зовём. Первоначально прозвали Меченым. Рыжий он. Брови, волосы, борода – всё солнцем отмечено. Потом увидали, что натаскал он на берег груду осколков. То радугу-дугу выложит, то стены возведёт. А другой раз из мокрого песка целые палаты соорудит и сам же разрушит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47