Особенно тяжело доставалось тем, кто по молодости лет не смог стать Ветераном, но вынужден был конкурировать с ними в гражданской жизни. И, ей-богу, сударь, чем больше люди делали для них, чем больше усиливалась дискриминация в их пользу, тем больше Ветераны жалели себя и тем громче вопили, требуя денег. Но теперь они слишком обнаглели. Неизвестно, чем все это кончится. Что там про это пишут в газете?
– Здесь говорится, что кризис может наступить в любую минуту – весьма вероятно сегодня вечером. И еще упоминается какая-то «Вышвыризация».
– Вышвыризация? – переспросил Руиз. – Да, это план, разработанный одним из наших блестящих молодых политиков для решения проблемы Ветеранов. Прекрасный в своей простоте план. Он произвел весьма благоприятное впечатление на столь многих, что его автор, наверное, станет нашим следующим премьером. Вкратце Вышвыризация предусматривает арест всех Ветеранов и выдворение их из страны. Так сказать, полная депортация.
– Довольно сурово, – заметил я.
– Сурово? – удивился Руиз. – Что вы, это максимум мягкости! Я скажу вам так, сударь, не знаю, как обстоят дела у вас в Абалоне, но, если бы вы прожили двадцать девять пет в Хейлар-Вее и каждый вечер слышали вопли Ветеранов, вы бы тоже согласились, что план необычайно мягок.
– Но поддерживает ли его народ, господин Руиз?
– Да, сударь, поддерживает. Месяц назад один из самых популярных журналов провел опрос общественного мнения; они попросили читателей прислать ответ на единственный вопрос: «Согласны ли вы с планом Вышвыризации и поддержите ли вы его в том случае, если для его осуществления потребуется применение физической силы?» И как показал подсчет голосов, лишь семь миллионов человек не согласны с планом Вышвыризации, в то время как двадцать три миллиона его поддерживают. И журнал указывает, что семь миллионов противников плана – это сами Ветераны или их родственники, словом, все, кто надеется поживиться за счет новых дотаций Ветеранам.
– Все же мера довольно суровая, – повторил я и снова углубился в чтение «Тандштикерцайтунг».
На второй странице газеты говорилось, что серьезную тревогу вызывают поступающие сообщения о следах огромного тигра, которые теперь каждое утро появляются в окрестностях города. На третьей странице пять колонок посвящались той же теме, и приводились фотография следов, сделанная штатным фотографом «Тандштикерцайтунг». Они выглядели, как обычные тигриные, но отличались чудовищными размерами: для сравнения фотограф уговорил какого-то ребенка лечь на отпечаток лапы, и ширина следа оказалась равной росту ребенка. Кроме того, следы необычайно глубоко вдавились в асфальт – столь велик был вес зверя.
В статье говорилось также, что от одного вида следов тигра многие жители тех районов приходят в состояние, граничащее с истерией. Я поделился этой информацией с Руизом.
– Вздор! – заявил он. – Теперь люди вообще слишком легко приходят в состояние истерии. Следы тигра в нашем городе! Вздор!
– Однако, – возразил я, – речь идет не об обычном тигре, господин Руиз. Вы видели снимки его следов?
– Нет, сударь, не видел.
Тогда я показал ему фотографии, и он стал их рассматривать.
– Ей-богу, сударь, – согласился он наконец, – действительно, такие следы могла оставить только огромная зверюга. Только это не бурятголийский тигр. Я видел их в зоопарке, они гораздо мельче, и этот уж, конечно, всем тиграм тигр. Интересно, зачем он сюда пожаловал?
Я не имел ни малейшего понятия о целях визита гигантского тигра в Хейпар-Вей и продолжал чтение, а Руиз погрузился в размышления, что не помешало ему заказать еще два больших зелюма щелака. Когда их принесли, он наполнил наши стаканы и некоторое время молча пил, потом внезапно грохнул кулаком по стопу.
– Я все понял, сударь! – объявил он.
– О чем вы?
– О миссии огромного тигра. Она ужасна, сударь. Существует единственная логически возможная причина появления такого чудовища в данном месте и в данное время. Ей-богу, сударь, это страшно!
– В чем дело? Что за миссия?
Руиз многозначительно поднял указательный палец.
– Есть древняя забытая легенда, сударь, которая возникла еще в период закладки города. В ней говорится, что придет день, и агнец покинет Хейлар-Вей, а на его место явится тигр. Думаю, именно это и произошло.
– Агнец? – удивился я. – Тигр? Я ничего не понимаю, господин Руиз.
– Агнец, сударь, – медленно произнес Вик Руиз, – это милость Господня, и тигр – это Господний гнев. Нам нужно идти, сударь. Нельзя терять ни минуты.
И он осушил свой стакан до дна, я сделал то же, после чего мы поспешно покинули заведение. Но лишь когда мы сели в такси сверхобтекаемой формы с двадцатичетырехцилиндровым дизельным двигателем и помчались по Калле Гранде со скоростью сто семьдесят две мили в час, Руиз сообщил мне, почему мы так спешим.
– Мы должны, не откладывая, начать нашу вакханалию, сударь. У меня снова появилось предчувствие внезапной насильственной смерти. Как вы помните, сегодня утром мы планировали устроить праздник, чтобы я мог, покидая этот мир, воздать хвалу жизни и, подобно Фаусту, воскликнуть: «Остановись, мгновение! Ты прекрасно!» Потом, когда необходимость в этом отпала, мы решили отпраздновать мое избавление от такой необходимости. Но теперь явилось новое ужасное знамение. Мы должны, не теряя больше времени, перейти к вакханалии. Боюсь, уже и так слишком поздно.
– О, у нас еще полно времени, – подбодрил я его. – Ночь только начинается. К тому же вакханалии иногда оказываются довольно утомительными, и люди испытывают настоящее облегчение, если по какой-то причине все неожиданно заканчивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40