Поднявшись со скамейки, я вновь пересек Бродвей и остановился возле «Флэтирон-билдинг». Что дальше? Я много раз проходил мимо этого здания, но лишь сейчас, подойдя совсем близко, присмотрелся к нему как следует и заметил, что его стены сложены из больших каменных блоков, между которыми выдолблены борозды. Я вцепился пальцами в борозду на уровне плеч, поставил правый ботинок боком на первую от тротуара борозду, выпрямил колено — и так стоял, повиснув на стене здания в десяти дюймах над тротуаром. А потом понял, что должен сделать это снова, немедленно, сейчас, не задумываясь, иначе вообще никогда на это не решусь.Одной, затем другой рукой я дотянулся до следующей борозды, переставил выше носок левой ноги, выпрямил колени. И тотчас же проделал это снова и снова. Грубо отесанный камень царапал мою одежду, цеплялся за пуговицы, задевал, холодный на ощупь, щеку.Растопырясь по-крабьи, я полз все выше и выше по стене «Флэтирон-билдинг», не смея задуматься, отметая прочь все мысли, покуда не ткнулся макушкой в каменный карниз, который тянулся вдоль всего здания. Карниз преградил мне путь, и я висел на стене, отчетливо сознавая, что если свалюсь с этой высоты — примерно тридцать футов, — насмерть, скорее всего, не разобьюсь, хотя кто знает? Но уж наверняка переломаю себе кости, запросто сломаю спину, если падение окажется особенно неудачным, а то и разобью голову — такое тоже возможно. Не думай об этом, сказал я себе, действуй, и все; и я очень осторожно разжал пальцы правой руки, протянул ее вверх, задев костяшками низ каменного уступа; пальцы ощупью проползли по нему и вцепились в его край. Тогда я ухватился за карниз и второй рукой — очень быстро, потому что моим ногам не было никакой опоры, и я едва заметно покачивался, подвешенный над тротуаром; наконец я подтянулся и лег подбородком на карниз. Еще усилие — и я выпрямил руки, перегнулся вперед и сумел лечь на карниз всем телом; ноги, правда, все еще болтались без опоры в воздухе, но теперь я был в безопасности и мог облегченно вздохнуть.Отдохнув, я подтянул колени, вскарабкался на карниз и уселся на этом любимце мойщиков окон, который тянулся, ни разу не обрываясь, вокруг всего здания.Несколько мгновений я мысленно поздравлял себя с победой, восседая в темноте на стене «Флэтирон-билдинг», удобно привалившись спиной к тесаному каменному блоку между окнами какой-то конторы — на окнах была надпись, но я, как ни поворачивал голову, не мог ее разобрать. Эти сладкие мгновенья, однако, промелькнули быстро, потому что в моем мозгу, как на рисунке в газетном комиксе, вспыхнула ослепительной лампочкой мысль: с какой стороны здания назначена встреча?Я сидел лицом к Бродвею и теперь встал; на этой высоте было темно, сюда не доходил свет уличных фонарей. Впрочем, карниз был белого цвета, и я без труда различал его в темноте. Я двинулся по карнизу вдоль здания, обходя его, как часовой. Чувствуя себя круглым дураком, я прохаживался вдоль стен «Флэтирон-билдинг», следил за тянувшимися внизу безлюдными тротуарами и, стараясь не споткнуться в темноте, почти волочил ноги по каменному карнизу. Сейчас уже, должно быть, одиннадцать часов — где же люди, которые мне нужны?Я медленно обогнул «нос» здания, стараясь не отрывать ног от карниза. Через Пятую авеню переходил одинокий прохожий, но он не направлялся сюда, он даже не взглянул в эту сторону. Я завернул на Двадцать вторую улицу и прополз вдоль тыльной стороны здания. Ничего.Обогнув угол, я двинулся вдоль восточной, выходящей на Бродвей стены; далеко впереди оживленно роились белые огоньки. Я дошел до «носа», и тут меня осенило: я сейчас точь-в-точь походил на носовую фигуру корабля, только повернутую не в ту сторону. И уже отсюда я наблюдал одновременно за Бродвеем и Пятой авеню.И вдруг со стороны Двадцать второй улицы появился какой-то прохожий — он шагал через Бродвей, наискось направляясь к «Флэтирон-билдинг». Конечно же, я узнал его, едва он ступил в тусклый оранжевый круг света, лежавший на мостовой под уличным фонарем — да и кто бы его не узнал? Много раз я видел этого человека в старых черно-белых фильмах: решительные движения, властный поворот головы; в свете фонаря на миг промелькнули знакомые круглые очки и усы. Затем, когда он ступил на тротуар, я разглядел и темную, с широкими полями, старую берейторскую шляпу.Он остановился у стены здания, и шляпа повернулась вместе с невидимой мне сверху головой, когда он взглянул в северном направлении. Я посмотрел туда же — с севера, пересекая Бродвей, шагал в нашу сторону еще один прохожий; я поспешно и бесшумно — или почти бесшумно — двинулся по карнизу и в тот миг, когда они сошлись, оказался над самыми их головами.— Ну-ну, мальчик мой, — проговорил первый голос, оказавшийся, к моему удивлению, не низким, а тонким, почти пронзительным. — Ты, как всегда, вовремя.— Стараюсь, сэр.— Наслаждаешься Нью-Йорком? Впрочем, тут и спрашивать нечего.— Наслаждаюсь, как всегда, вы же знаете. Сэр, мы могли бы встретиться у вас…— Ни в коем случае. Сейчас там шныряет слишком много репортеров. Я бы не хотел, чтобы они тебя заметили. Я попросту вышел черным ходом и… Ну да ты знаешь эту дорогу.— Знаю, сэр.Наступило короткое молчание; человек в круглых очках шевельнулся. Он был довольно высоким, но не выше своего собеседника. «Мы были правы, Рюб, Z — высокого роста». В руке человека в очках мелькнуло что-то белое.— Я работал над ними всю вторую половину дня, и по-моему, вышло удачно — они достигнут своей цели.Человек повыше ростом протянул руку и взял у него бумаги.— Говард уже отдал свои?— Да, сэр. — Бумаги исчезли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108