Рабочий за их столом тоже перестал презрительно смотреть на Сибиллу, он даже, по собственному почину, придвинул ей пепельницу. А расплатившись за пиво, пожелал ей и Штиллеру приятного вечера "друг с другом". Штиллер, не переставая есть, спросил: - С тобой что-нибудь приключилось? - Почему? - Ты сегодня такая тихая. - Я рада, что ты приехал, я была ужасно зла на тебя, думала, ты удрал, а меня бросил здесь. - Она сняла с колен мурлыкавшую кошку, та прыгнула на пол, подняла хвост. - Почему ты не дал мне знать? - сказала Сибилла. - Я наделала глупостей, так и знай, кучу глупостей! - Штиллер продолжал жевать, как видно, не придавая ее словам никакого значения. Он был в Давосе, порвал с больной Юликой; что теперь еще могло его испугать! Он улыбнулся. - Что же ты наделала? - Но тут появилась толстуха хозяйка с двумя стаканами кофе и выручила Сибиллу. Сибилле не хотелось говорить. Бывают в жизни события, которые, собственно, большого значения не имеют, но приобретают его, едва о них заговоришь, хотя сами по себе и продолжают оставаться незначительными. Черный кофе в стаканах внушал опасение, горький, горячий, он обжигал язык, но вместе с тем был жидким и похожим на что угодно, только не на кофе! Он попытался спасти его с помощью чувства юмора и большого количества сахара, но сахар сделал эту серо-коричневую бурду совершенно невыносимой. Теперь он рассказывал о Париже. Она делала вид, что слушает. Почему она не провалилась сквозь землю? Но разве нам иной раз не снятся кошмары, однако наутро мы не проваливаемся сквозь землю! Именно кошмаром, чудовищным сном представлялись Сибилле две прошедшие ночи... - Да, кстати, я тебе привез кое-что! - прервал Штиллер свой рассказ о Париже. Куда только я их дел? - Она подлила вина ему и себе. - Ты, конечно, знаешь эти парфюмерные магазины на Вандомской площади? - Штиллер, смеясь, рассказывал о том, как искал ей духи. Знаменитая Вандомская площадь четырехугольник, окруженный аркадами, как известно, является цитаделью французской парфюмерии; каждая фирма представлена здесь своим магазином, необходимо знать марку духов, которые ищешь, в противном случае придется обойти все магазины подряд и тебе там надушат кончики пальцев. Штиллер вообразил, что узнает запах Сибиллы среди тысячи запахов. Продавщицы очаровательны, они душат собственные маленькие ручки, так как у Штиллера уже не осталось ни одного свободного пальца. Конечно, он все больше теряет уверенность, ходит по всей Вандомской площади, из магазина в магазин, от запаха к запаху, от руки к руке. Продавщицы не смеются над ним, напротив, их восхищает его озабоченная серьезность, хотя он недостаточно владеет французским, чтобы описывать запахи. Штиллер старается запомнить названия. Например, на правом указательном у него "Scandale". Но в течение дня, последнего дня в Париже, все названия перепутались. Он может только протянуть палец: "Celui la!" 1 Иногда даже продавщицы не могут разобраться, они призывают на помощь le patron 2. То все духи напоминают Штиллеру Сибиллу, - то ни одни. С ума сойти, чего только не бывает: его руки - две палитры благоуханий, он ходит по магазинам, растопырив пальцы, чтоб не смешать ароматы. Как много значит едва различимый оттенок запаха - какое блаженство и какая мука! К тому же продавщицы желают знать, для кого духи, блондинка его дама или брюнетка, а может быть, рыжая? Оказывается, это важно, еще бы, и, кроме того, Штиллер узнаёт, что одни и те же духи пахнут по-разному у разных женщин. Что за польза ему тогда от всех этих девиц, от пробы на чужих пальцах? Перед самым закрытием магазинов он сдался. Вечером, глядя на Жуве в "Ecole des femmes" 3, он совершенно забывает о своей цели, наслаждаясь игрой актера; но руки-то Штиллера остаются при нем, и в антрактах он снова обнюхивает каждый свой палец. И по пути домой тоже: останавливается посреди улицы, снимает перчатки, нюхает. Его обоняние опять свежо, восприимчиво, но Штиллер все равно не в силах понять, какими духами пахнет тот или другой палец, запахи слились воедино, все тщетно! Наконец, так ничего и не добившись, он моет руки. Наутро, перед самым отходом поезда, он идет и покупает духи, положившись на волю божью... - Понятия не имею, те ли это? - смущенно сказал Штиллер, извлекая из кармана маленький, некогда элегантный пакетик, изрядно пострадавший от долгого пребывания в кармане
1 Вот эти! (франц.)
2 Здесь: хозяин (франц.).
3 "Школа жен" (франц.). - пьеса Мольера.
брюк. - "Iris gris" 1, - засмеялась она. - Годятся? - спросил он, и Сибилла быстро открыла флакон, растерла несколько капелек на ладони: - "Iris gris" - чудесные духи! - и Штиллер тоже понюхал, теперь уже не чужую, а, так сказать, искомую кожу; вдыхая запах духов на ее коже, он испытал разочарование. - Нет! - сказал Штиллер. - Не те! - Сибилла тоже понюхала. Но разве не прелесть? - Она утешала его искренне, не притворяясь, и спрятала флакончик в сумку. - Я тебе очень благодарна! - Потом Штиллер расплатился, они допили вино, так и не выяснив, останется Сибилла здесь или вернется к себе в гостиницу. Что он надумал? Казалось, он твердо решился на что-то. Но на что? - Допей свое вино, - сказал Штиллер. Он не торопил ее. Он еще сидел, но уже снял ее шубку с крючка на стене. - Я тебе что-то скажу - хотя это не важно, ей-богу, не важно, - начала она. Он не проявил ни малейшего любопытства, и Сибилле стало еще труднее найти нужные слова; как видно, он все еще ни о чем не подозревал! Ни о чем! А может быть, уже знал и действительно считал это неважным? - Я страшная дура. - Она улыбнулась. - Я решила тебе отомстить самым пошлым образом - две ночи с двумя разными мужчинами. - Казалось, он не слышит, не понимает ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145