Я никогда не видел Штиллера в таком состоянии, он был смешон и несчастен, вызывал жалость. Я не знал, что мне делать. Собственное благоразумие казалось мне сейчас пошлым.
- Она умрет? - спросил он, как будто этого еще не спрашивал, и закрыл лицо руками. Вероятно, его мутило.
- Ты же сам говорил с врачом, - ответил я. - Что он тебе сказал? Но дословно...
Он покачивался даже сидя, но этого не замечал, как не замечал и того, что пытается зажечь спичку обратным концом. Наконец он сдался, так и не закурив, кривая, раскрошенная сигарета торчала у него изо рта.
- Никогда не поздно!.. - изрек я. Мой тон не понравился мне самому, и я потерял нить, так и не досказав своей мысли.
- Никогда не поздно! - повторил он с усталой улыбкой. - Легко сказать, - начни сначала! А если не получается, просто не получается, не получается - потому что слишком поздно! - Он вдруг как-то сразу протрезвел. - Рольф, - сказал он, очень ясно, очень уверенно, несмотря на заплетающийся язык. - Убить человека я могу, но воскресить не могу!..
Ему казалось, что этим все сказано. Он снова потянулся за бутылкой. К счастью, она была пуста, но Штиллер выцедил еще несколько капель.
- Что?! - спросил я. - Что не получается?!
Он только покачал головой.
- Но ты ее любишь?.. Разве ты не хочешь...
Он покачал головой, не слыша меня.
- Она больше не может, - так она и сказала, - она больше не может со мной! Она просит оставить ее в покое, просто оставить в покое. Она честна, как всегда, и у меня опускаются руки. Я не знаю, Рольф, что именно не получается. Не спрашивай! Я погубил, я уничтожил эту женщину...
Его пальцы, мявшие раскрошенную сигарету, дрожали, но я был рад хотя бы тому, что он продолжает говорить.
- Я довожу ее до безумия! Я знаю. Все время чего-то жду. Какого-то чуда. А потом содрогаюсь, увидев ее. Может быть, я не прав. Возможно. Но она не переменилась. Нет, она не переменилась. Она вообще не имеет желаний, просит оставить ее в покое, просто - в покое, и все... Я не могу понять, ненавижу ее за это. Все очень просто - я околеваю, когда не могу любить, а она... - Он скомкал свою сигарету.
- А почему ты думаешь, Штиллер, что она...
Он покачал головой.
- Штиллер, - сказал я, - ты занят только собой!
- А она - нет?
- Это ее дело, - сказал я.
Он промолчал.
- И что ты называешь любовью, Штиллер?
Но тем временем он нашел другую бутылку, из которой действительно нацедил почти полный стакан.
- Брось, хватит! - сказал я. Но он выпил вино.
- Что за глупость! - сказал он. - У тебя зуб на зуб не попадает, Рольф! Оказывается, ты босой... Что я называю любовью? - припомнил он, пытаясь отхлебнуть из пустого стакана. - Я не могу любить один, без ответа, Рольф, я не святой...
Я в самом деле продрог и, безуспешно поискав глазами хоть какое-нибудь одеяло, присел на корточки, взял со стола газету, скомкал ее жгутом и сунул в камин. Там еще оставалось несколько сосновых поленьев и даже толстая буковая коряга. Некоторое время я был занят камином...
|- Что же мне делать? - вдруг услышал я голос Штиллера за спиной. - Что мне делать? Что?! - Как раз когда я оглянулся, он встал и молотил себя кулаками по лбу. Он был белее мела и по-прежнему нетверд на ногах. Но опьянение его проходило. Язык уже не заплетался. - Почему я никогда не мог обрести эту женщину? Никогда, ни на один день, Рольф, ни на один час, за все это долгое время! Никогда! Почему, скажи мне?
- А чего ты ждал?
- Чего ждал? - повторил он.
- Да, Штиллер. Я имею в виду, чего ты ждал два года назад, когда вы поселились здесь, чтобы жить вместе. Я спрашиваю, потому что действительно не знаю, чего ты ждал. Что она станет другой? Как видно, ты ждал ее превращения.
- И своего тоже! - сказал он.
- Не сочти за обиду, Штиллер, - сказал я, разжигая камин, - но это случается только в романах! Превращение! Человек понимает, что виновен перед другим, впрочем, и перед собой тоже, и в один прекрасный день решает все исправить - при одном условии, что и другой претерпит превращение. Не слишком ли дешево ты хотел отделаться?!
- Дешево, как всё в моей жизни! - услышал я в ответ.
На это я не реагировал. Я спросил:
- Чего ты в самом деле ждал?.. - Штиллер как будто раздумывал, я снова занялся камином. - То, чего ты требуешь, выше человеческих сил, - наконец ответил я сам. - Когда я читал твои письма, Штиллер, мне тоже казалось, что ты говоришь не о любви, а о нежности, ну, как бы тебе сказать, о каком-то ином обличии Эроса... мужчина в нашем возрасте нуждается в этом, Штиллер, и, по-моему, чудесно, когда у тебя это есть... Но, - добавил я, - у вас ведь не в том дело...
Теперь огонь весело трещал, Штиллер мне не препятствовал, я мог говорить сколько угодно, даже больше, чем мне хотелось. И я снова начал:
- Ты говоришь - "не получается". И тебя это удивляет. После стольких лет опыта? Ты говоришь - "я пытался". Можно подумать, что ты волшебник, что ты можешь расколдовать фрау Юлику, превратить ее в нечто другое. А ведь все сводится единственно к тому... это трудно выразить, Штиллер... к тому, что вся твоя жизнь свелась к Юлике. Да, да, Штиллер. Почему ты вернулся из Мексики? Потому лишь, что осознал это. Вы - супруги. Все воскресить? Старая, нелепая твоя мысль, Штиллер, уж позволь мне заметить. Убийственное твое высокомерие! Ты - спаситель Юлики и себя самого!
Штиллер молчал.
- В одном пункте, - сказал я, немного подождав, - я, пожалуй, понимаю тебя, даже слишком хорошо понимаю! Возвращаешься, капитулируешь, согласен сдаться! Но нельзя сдаться раз и навсегда и во всем. Это было бы беспринципностью, худым обывательским замирением, и только... Ты сказал, что содрогаешься. Что ж, содрогайся! Ведь ты содрогаешься оттого, что от тебя снова и снова ждут смирения, капитуляции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145