К тому же мне хотелось повидать новое, сотворенное ею чудо, а полагаться на описание Лео я не мог, потому что рассказчик он был весьма посредственный.
Коридорами, которыми мы никогда еще не ходили, она вывела нас к двери и жестом велела Лео отворить ее. Он повиновался, в лицо нам хлынул яркий свет из пещеры, куда мы попали. Мы сразу догадались, что здесь помещается ее лаборатория, вдоль стен стояли металлические сосуды и различные инструменты странной формы. Тут же находился и горн, едва ли не лучший в своем роде, ибо не требовал ни углей, ни поддува: пылающий газ, как и в Святилище, поступал в него прямо из чрева вулкана под нашими ногами.
Работой занимались двое жрецов: один помешивал котел, другой выливал его расплавленное содержимое в глиняную форму. Они остановились, чтобы приветствовать Айшу, но она велела им продолжать, только спросила, все ли идет хорошо.
– Очень хорошо, о Хес, – ответили они; миновав несколько коридоров и дверей, мы вышли к маленькой пещере. В ней не было ни лампад, ни пылающего газа; и все же она была наполнена мягким свечением, которое, казалось, исходило от противоположной стены.
– Что они делали, эти жрецы? – спросил я скорее для того, чтобы нарушить тягостное молчание, чем по какой-либо другой причине.
– К чему эти дурацкие вопросы? – ответила она. – Разве в твоей стране, о Холли, не выплавляют металлов? Ты хотел знать, что я делаю? Но ты – человек сомневающийся и не поверил бы мне, пока не увидел бы своими глазами. Сейчас я тебе покажу.
Она велела нам надеть два странных костюма, что висели в углу; сделаны они были то ли из особой ткани, то ли из дерева и снабжены капюшонами, напоминающими шлемы ныряльщиков.
По ее указаниям Лео помог мне облачиться в один из костюмов, после чего – так я понял по доносившимся до меня шорохам, ибо свет не проникал через шлем, – она оказала ту же услугу и ему самому.
– Ничего не вижу, сплошная тьма, – сказал я, так как вновь воцарилась тишина, и в этих деревянных доспехах я ощущал смутную тревогу и боялся, как бы меня не оставили в одиночестве.
– О Холли, – услышал я насмешливый голос Айши, – ты, как всегда, в сплошной тьме невежества и неверия. Ну что ж, сейчас, как и всегда, я подарю тебе свет.
По звукам я догадался, что откатилась каменная дверь.
Заструился свет, такой ослепительный, что пробивался даже через шлем. Я смутно увидел, как стена напротив разверзлась; мы, все трое, стояли у входа в другую комнату. В ее глубине виднелось что-то похожее на жертвенник из твердого черного камня; на этом жертвеннике лежало что-то продолговатое, похожее по форме на глаз и размером с голову ребенка.
От этого-то глаза и бил нестерпимо яркий свет. Его лучи пронизывали толстую кирпичную стену, построенную воронкой, с такой легкостью, будто это была муслиновая занавеска. Устремляясь вверх, они озаряли металлический слиток, что покоился на массивной раме.
Как сверкали эти лучи! Если бы все граненые брильянты мира сложить в одну груду и поместить под огромное зажигательное стекло, то и тогда они не достигли бы и тысячной доли их яркости. Лучи жгли мне глаза, жгли лицо, руки и ноги, но Айша даже не укрывалась от них. Она прошла в глубь комнаты и, скинув с лица покрывало, принялась рассматривать слиток, лежавший на подвешенной к потолку раме; в этот миг сквозь ее тело, как будто бы оно было из расплавленной стали, отчетливо просвечивали кости.
– Уже готов – и скорее, чем я ожидала, – сказала Айша. Подняла слиток с такой же легкостью, как перышко, подплыла обратно к нам и со смехом спросила:
– Скажи мне, о высокоученый Холли, доводилось ли тебе слышать о лучшем алхимике, чем эта бедная жрица забытой религии? – И она поднесла сверкающий слиток почти вплотную к моей голове.
Я повернулся и побежал, вернее, заковылял, ибо в этом костюме бегать было невозможно, прочь из комнаты, пока не уперся в скалу; там я и стоял, прижав голову к каменной стене: глаза у меня болели так, будто в них вонзили раскаленные докрасна шилья. Айша же потешалась надо мной, пока дверь наконец закрылась, и меня окутала тьма, благословенная, словно дар Небес.
Потом Айша стала помогать Лео снять его лучезащитные доспехи, если их так можно назвать; освободясь от них, он, в свою очередь, помог и мне; в этом мягком мерцании мы стояли, моргая, словно совы на солнечном свету, – и по нашим щекам струились слезы.
– Ты удовлетворен, мой Холли? – спросила она.
– Чем удовлетворен? – сердито отпарировал я, ибо боль в глазах была нестерпимая. – Если всей этой дьявольщиной, то да, удовлетворен.
– И я тоже, – проворчал Лео, который все это время тихо ругался в своем углу.
Но Айша только смеялась, о, как она смеялась: казалось, сама богиня веселья сошла на землю; она смеялась до тех пор, пока и у нее на глазах не выступили слезы.
– Какая неблагодарность! – воскликнула она. – Ты, Лео, просил показать тебе сотворенное мною чудо, тебе, Холли, я велела остаться, но ты все же увязался за мной, – и теперь вы оба грубите и злитесь и даже плачете, как обжегшие пальцы дети. Вот возьмите. – Она сняла с полки какую-то мазь. – Натрите себе глаза, и жжение сразу же пройдет.
Так мы и сделали, жжение в самом деле прошло, но еще много часов мои глаза были налиты кровью.
– И где же это чудо? – спросил я. – Если ты говоришь о нестерпимо жгучем пламени…
– Я говорю о том, что рождается в пламени, как ты по своему невежеству называешь могучую энергию. Смотри! – И она показала на принесенный ею слиток; он лежал на полу, все еще слабо мерцая. – Нет, он уже остыл. Неужели ты думаешь, я взяла бы его, если бы был риск обжечь пальцы, изуродовать себе руку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104