– Совет твой мне кажется хорошим! – сказала Нехушта. – Только бы моя госпожа согласилась!
– Она должна согласиться, у нее нет другого выбора. Ну, а теперь отпусти меня, до наступления ночи я вернусь за вами с запасом пищи и одежды и провожу вас на галеру. Да не сомневайся же, друг, неужели ты не можешь поверить мне?
– Нет, я верю, потому что должна тебе верить, но ты пойми, в каком мы положении и как невероятно найти истинного друга в человеке, которому я еще так недавно угрожала ножом!
– Забудем это, и пусть дальнейшее тебе покажет, можно ли мне верить. Спустись со мною вниз и запри дверь. Когда я вернусь, ты увидишь меня там на открытом месте, я буду с рабом и сделаю вид, будто у меня развязался мешок, а я стараюсь его завязать. Тогда ты сойди вниз и отопри!
После ухода Амрама Нехушта села подле своей госпожи и с тревогой ожидала возвращения финикиянина. «В случае, если Амрам выдаст, – думала она, – при мне остался мой нож, и я прежде, чем нас успеют схватить, заколю свою госпожу и себя». Пока же ей оставалось только молиться – и она молилась страстно и бурно, молилась не за себя, а за свою госпожу и ее ребенка, который, по словам пророчицы Анны, должен был родиться и жить. Но при мысли, что ее госпожа должна была умереть, Нехушта, закрыв лицо руками, горько заплакала, глотая слезы.

III. РОЖДЕНИЕ МИРИАМ

Медленно тянулось время до вечера, но никто не приходил тревожить несчастных женщин. Часа в три после полудня Рахиль проснулась: ее мучил голод, но у них не было другой пищи, кроме зерна в зернохранилище. Нехушта рассказала своей госпоже о том, как она порешила с Амрамом и как доверилась ему.
За час до заката Нехушта, не спускавшая глаз с открытого пространства перед воротами стены, увидала, как двое людей, один Амрам, а другой, очевидно, его раб, с узлами на голове, подходили к воротам. Вдруг узел у них развязался, и Амрам стал возиться около него, затягивая бечевку. Нехушта поспешила спуститься вниз и отомкнула дверь.
– Где же твой раб? – спросила она, впуская Амрама и принимая из его рук тяжелый узел.
– Он сторожит внизу, ты его не бойся, он человек верный. Но вы обе должно быть голодны, я принес вам пищи и вина. Вино подкрепит силы твоей госпожи, а ваша вера не воспрещает употребления вина. Здесь и одежды для обеих вас, закусив, вы можете сойти сюда и переодеться. А вот еще, кроме всего остального, и это! – И он подал Нехуште кошелек, полный золота. – Это для вас будет всего необходимее! – сказал он. – Ты не благодари меня, я дал тебе слово спасти вас, сделать для вас все, что могу, и сделаю. Когда-нибудь, когда для вас настанут лучшие дни, вы возвратите мне все это, а я могу ждать. Проезд на галере я взял для вас, только смотрите, не дайте никому заметить, что вы христиане: моряки думают, что христиане навлекают несчастье на суда. Теперь помоги мне нести вино и пищу наверх; госпожа твоя, верно, нуждается в подкреплении сил!
Минуту спустя они были уже на крыше.
– Мы хорошо сделали, госпожа, что доверились этому человеку! Смотри, он вернулся и принес нам все, в чем мы нуждались! – проговорила арабка.
– Да почит на нем благословение Всевышнего за то, что он делает для нас, беззащитных! – отвечала Рахиль, бросив полный благодарности взгляд на финикиянина.
– Пей и кушай, – сказал Амрам, – тебе нужны силы! – И он подвинул вино, мясо и другие вкусные блюда, принесенные им.
После госпожи поела и Нехушта, затем обе они возблагодарили Бога и выразили свою признательность этому доброму человеку, который так заботился о них. После этого обе женщины пошли вниз и переоделись: одна – в богатые одежды знатной финикийской госпожи, а другая – в белое одеяние с пестрыми каймами, присвоенное приближенным рабыням.
День начинал угасать, но они выждали, пока почти совершенно стемнело, и тогда только вышли на улицу, где их ожидал хорошо вооруженный раб. В сопровождении последнего обе женщины и Амрам направились к набережной, выбирая самые безлюдные улицы, так как теперь, когда народу стало известно, что болезнь Ахриппы смертельна, солдаты восстали против властей, проявляя во всем наглое своеволие, врывались в дома, брали, что хотели, убивали тех, кто противился им.
У набережной наших беглянок ожидала лодка с двумя гребцами финикиянами. В шлюпку поместились обе женщины, Амрам и его раб, и она довезла их до стоявшей невдалеке от берега галеры, готовившейся к отплытию. Амрам представил капитану Рахиль в качестве своей близкой родственницы, гостившей у него и теперь возвращавшейся в Александрию, а Нехушту назвал ее рабыней. Затем, проводив их в предназначенную для них каюту, добрый купец простился с ними, пожелав им счастливого пути.
Четверть часа спустя галера снялась с якоря и, пользуясь благоприятным ветром, вышла в море. По прошествии некоторого времени ветер вдруг стих, и судно продолжало идти только на одних веслах. Свинцовое небо низко нависло над морем, предвещая сильную бурю. Капитан хотел было бросить якорь, но место казалось слишком глубоко, и якорь не встретил дна. За час же до рассвета вдруг поднялся страшный северный ветер, и вскоре разыгралась настоящая буря. Когда рассвело, Нехушта увидела вдали белые стены Тира, но капитан сказал ей, что зайти туда нет возможности, и что он пойдет прямо в Александрию.
Около полудня буря перешла в ураган. У судна сперва сломало мачту, а затем оторвало руль и его понесло с невероятною силой на прибрежные рифы, где, пенясь, с ревом разбивались громадные волны.
– Это все из-за проклятых христианок! – кричали моряки. – Клянусь Вакхом, я видел эту желтолицую женщину в амфитеатре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12