Солдат, философ, поэт, артист. И он отрекается от женщин! Но ведь это противоестественно – отвергать женщин, если только вы не монах. Наверное, вы такой оттого, что еще любите эту Идуну и надеетесь добиться ее в один прекрасный момент.
Я покачал головой и возразил:
– Я бы мог сделать это давно, Августа.
– Тогда, должно быть, все это оттого, что есть какая-то другая женщина, которой вы хотели бы добиться? Почему вы всегда носите это странное ожерелье? – вдруг резко спросила она. – Оно что, принадлежало вашей красотке Идуне, такой жестокой и вероломной? Одного взгляда на него достаточно, чтобы заметить, что оно отлично выполнено…
– Нет, Августа. Она лишь брала его ненадолго, и это принесло ей несчастье, как принесет и всем другим женщинам, кроме одной, которой, может быть, еще и на свете нет.
– Дайте мне его. Мне нравится это ожерелье, оно необычно. О! Не волнуйтесь, вы получите полную его стоимость.
– Если вы желаете это ожерелье, Августа, вы можете снять его, но только вместе с моей головой. А мой вам совет: не делайте этого, так как ожерелье не принесет вам удачи и счастья.
– По правде говоря, капитан Олаф, вы меня раздражаете своими загадками. Что вы хотите сказать об этом ожерелье?
– Я хотел бы сказать, что взял его в очень древней могиле…
– Этому я могу поверить, ибо ювелир, изготовивший его, работал в Древнем Египте, – перебила она.
– …И после этого мне приснился сон, – продолжал я. – Сон о женщине, носящей вторую половину этого ожерелья. Я еще не встретил ее, но, когда встречу, узнаю сразу же.
– Вот-вот, – вскричала она. – Разве я не говорила вам, что на востоке или западе, на юге или севере есть такая женщина?
– Та, о которой я говорю, Августа, жила тысячу и более лет назад, но она может появиться снова, сейчас или еще через тысячу лет. Именно это я и попытаюсь выяснить. Вы сказали, что это египетская работа? Августа, ради вашего удобства, не будете ли вы столь добры, что возьмете себе другого капитана на мое место? Я должен побывать в Египте…
– Если вы оставите Византию без специального, подписанного моей рукой разрешения… не рукой императора или кого-нибудь еще, а именно моей, то я предупреждаю, вас поймают и выколют вам глаза, как дезертиру! – с яростью проговорила она.
– Как будет угодно Августе, – ответил я, салютуя ей.
– Олаф, – произнесла она мягче. – Несомненно, мы сошли с ума. Но, говоря по правде, вы – сумасшедший, который мне нравится, ибо мне надоели все эти мошенники и подхалимы, которые в Византии называют себя умниками. Во всем городе не найти ни одного мужчины, который осмелился бы так разговаривать со мной, как вы, а это действует освежающе, подобно бризу с моря. Одолжите мне это ваше ожерелье, Олаф, только до завтрашнего утра. Я хотела бы рассмотреть его при свете лампы и клянусь, что не заберу его у вас или не совершу в отношении вас какую-нибудь другую шутку.
– Вы обещаете не надевать его, Августа?
– Конечно же. Неужели может случиться такое, что я вдруг пожелаю носить его на своей обнаженной груди после того, как оно столько лет терлось о ваши покрытые пылью доспехи?
Без дальнейших слов я расстегнул ожерелье и протянул ей. Она сразу же отбежала от меня, одним быстрым движением застегнула ожерелье вокруг своей шеи. Затем вернулась и набросила большую нитку жемчуга взамен ожерелья мне на шею.
– Теперь вы нашли женщину из своего сна, Олаф? – спросила она, поворачиваясь передо мной в лунном свете.
Я покачал головой и сказал:
– Нет, Августа. Но я боюсь, что вы уже нашли несчастье. Когда оно придет, я молю вас вспомнить, что вы обещали не надевать это ожерелье. И то, что ваш солдат Олаф с радостью отдал бы свою жизнь, лишь бы вы не делали этого. И не из-за сна, а ради вас, Августа, защищать которую – моя обязанность!
– Ну что ж! Значит, ваша обязанность всего-навсего в том, чтобы защищать меня, ни больше ни меньше… – воскликнула она с горечью.
И, произнеся эти непонятные мне слова, она покинула террасу с ожерельем из золота и изумрудов-жуков на груди…
На следующее утро ожерелье было возвращено мне одной из фавориток Ирины, которая вовсю улыбнулась, отдавая его. Это была темноволосая, остроумная и смазливая девушка по имени Мартина, давно уже по-дружески относившаяся ко мне.
– Августа сказала, чтобы вы проверили эту драгоценную вещь, не подменили ли вам ее.
– Я никогда не думал, что Августа может быть воровкой, – возразил я. – Поэтому в подобной проверке нет необходимости.
– Она также велела передать вам, что если вы подумаете об осквернении этого ожерелья тем, что она его примеривала, то она после этого отдавала его в чистку.
– Это было очень любезно с ее стороны, потому что ожерелье, конечно, давно следовало вымыть. А теперь возьмите этот жемчуг, который Августа по ошибке оставила мне.
– Я не получала каких-либо указаний брать этот жемчуг, Олаф, хотя и заметила, что исчезли две самые лучшие нитки Августы. О! Вы большое северное дитя, – добавила она шепотом. – Храните этот жемчуг, Олаф, он вам подарен и стоит огромных денег. Берите все, что вы еще сможете получить.
Я не могу вспомнить ничего больше в отношении этого жемчуга и не знаю, что с ним стало. Возможно, что его забрали у меня во время заключения, а может, я отдал его Хелиодоре или Мартине. Где он теперь, хотел бы я сам знать…
Прежде чем я смог ответить, она ушла.
В течение нескольких недель после этого я больше не видел Августу, которая, казалось, избегала меня. Но однажды днем я был вызван в ее личные покои Мартиной и пошел туда. Августа была одна, если не считать Мартины.
Первое, что я увидел, – она носила на шее точную копию моего ожерелья с золотыми раковинами и изумрудными жуками;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95