– Мы приказываем вам вместе с женой и детьми вашими, а также вашим заместителем капитаном Джоддом, его женой и детьми отложить свои дела и явиться так скоро, как это только возможно, к нам, к нашему византийскому двору, где мы сможем обсудить некоторые вопросы. Если это неудобно для вас или же вам не удастся найти подходящее судно, чтобы сразу же отплыть к нам, знайте, что не позднее чем через месяц со дня получения этого письма наш флот прибудет на Лесбос и доставит вас и других вышеупомянутых лиц к нам.
– Это смертный приговор, – произнесла Мартина, когда закончила читать это письмо. – Я стала свидетельницей нескольких посланий подобного рода в свое время, когда была доверенным лицом императрицы Ирины. Это общепринятая форма в таких случаях. Мы никогда не достигнем Византии, Олаф, или же, если достигнем, то никогда не вернемся оттуда назад.
Я утвердительно кивнул головой, ибо прекрасно понимал, что она права.
После этого шепотом заговорила Хелиодора.
– Супруг мой! – сказала она. – Предвидя подобное развитие событий, Мартина, я, Джодд и большинство норманнов составили план, в соответствии с которым мы приняли ряд мер, и теперь представляем этот план на ваше рассмотрение и умоляем ради нас, если не ради себя самого, не отвергать его.
Мы купили два очень хороших боевых судна и оснастили их всем необходимым.
Кроме того, в течение последних двух месяцев мы продали большую часть нашей собственности, получив за нее золотом. Наш план таков: мы делаем вид, что повинуемся приказу императора, но вместо того, чтобы направиться в Константинополь, отплываем на север, к земле, на которой вы родились, где, имея высокое положение и владея землями, вы еще сможете быть влиятельным вождем.
Теперь пришла моя очередь склонить голову и задуматься. Затем, подняв ее, я заключил:
– Да будет так. Другой дороги у нас нет…
Ради себя самого я бы не сдвинулся и на дюйм. Я бы отправился ко двору императора в Константинополь, подобно игроку, приготовившемуся выиграть все или проиграть. По меньшей мере, я бы имел на своей стороне иконопоклонников, обожествлявших Ирину, а они составляли почти половину населения империи. И если б я погиб, то так, как погибают святые. Но жена и дети, бывшие для меня огромным даром Бога, Его самым большим благословением, смягчили мое сердце. Так впервые в жизни я стал бояться и ради них предпочел бегство.
Как и можно было предполагать, с умом Мартины, любовью Хелиодоры и преданностью норманнов, а все это у меня было, наш план полностью удался. Императору отправили письмо, в котором говорилось, что мы ожидаем флота, чтобы выполнить его приказы, а пока устраиваем свои личные дела до того, как покинуть Лесбос. В один прекрасный вечер мы погрузились на наши суда. Всего нас было около четырехсот душ.
Прежде чем отправиться в путь, я попрощался с Ириной. Она сидела возле дома, предоставленного в ее распоряжение, и занималась рукоделием, так как теперь у нее появилась фантазия – зарабатывать себе на хлеб трудом своих рук. Вокруг нее играли дети Джодда и мои, которых, дабы не возбудить подозрений относительно нашего бегства, мы послали туда до тех пор, пока не придет время грузиться на суда, ибо до жителей Лесбоса уже дошли слухи о нашем плане.
– Куда вы плывете, Олаф? – спросила она.
– Назад, на Север, откуда я прибыл, – ответил я. – Чтобы спасти жизнь вот им. – И я указал на детей. – Если же я останусь ждать судьбы здесь, всем им придется умереть. Нас требуют в Константинополь, подобно тому как вы требовали к себе офицера, которому случалось вам не угодить.
– Я все понимаю, Олаф. Кроме того, я знаю, что именно я принесла вам эти неприятности, когда вы помиловали меня, хотя вам было приказано меня убить. Мне известно от друзей, что с этого времени из высших государственных соображений остаток моих дней пройдет в безопасности и, возможно, у меня не отнимут зрение. Всем этим я обязана вам, хотя теперь временами сожалею, что просила о благах для себя.
Многое из того, что было присуще императрице, претерпело великие изменения в прядильщице, которую вы видите, а последней приходится нелегко. Все же я нахожу свое успокоение в Боге и стремлюсь к Нему. А почему бы вам не взять меня с собой? Я бы нашла там, на вашем холодном Севере, какой-нибудь женский монастырь…
– Нет, госпожа, я сделал для вас все что мог, а теперь придется вам самой защищать себя. Мы расстаемся навеки. Я ухожу отсюда, чтобы закончить свой жизненный путь там же, где и начал его. Место, где я родился, зовет меня.
– Навеки – это длинное слово, Олаф. Вы уверены, что мы расстаемся навеки? Возможно, мы встретимся снова в смерти или в других жизнях. Такой, по крайней мере, была вера некоторых из мудрейших людей моего народа до того, как мы стали христианами, и может оказаться, что христиане знают не обо всем, ибо мир научился многому еще до их появления. Надеюсь, что это возможно, Олаф, так как я в большом долгу перед вами и должна вернуть вам его полной мерой, вместив в нее возможно больше и не боясь перелить через край. Прощайте! Возьмите с собой благословение грешного и разбитого сердца. – И, поднявшись, она поцеловала меня в бровь.
На этом заканчивается история моей жизни, жизни Олафа Красный Меч, так как о ней я больше ничего не могу вспомнить. О том, что произошло со мной и остальными после расставания с Ириной, я не знаю ничего или почти ничего. Без сомнения, мы отплыли на Север и, я думаю, благополучно добрались до Аара, так как я отчетливо вижу в памяти Идуну Прекрасную, постаревшую, но все еще незамужнюю, ибо капли крови Стейнара, пролившиеся когда-то, все еще были на ней в глазах всех мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95