Мороз обжигал как пламя. Потом обожженное им тело начинало неметь. Больше всего доставалось правому боку, он начал неметь первым, но потом левый бок начал болеть еще больше, чем правый.
Веревки я больше не чувствовал. Остановившись, я наклонился вперед и выхватил веревку из тьмы лучом фары. Вот еще одна деталь скафандра, требующая усовершенствования – нашлемная фара должна вращаться!
Половина веревки уже размоталась. Следовательно, я отошел от туннеля на добрых пятьдесят ярдов.
Веревка служила мне и ориентиром – когда она размотается полностью, я отойду на достаточное расстояние, как и хотела Материня. Вперед, Кип, вперед! «Поспешай, парень! Больно уж холодно здесь!» Я снова остановился. Не потерял ли я коробку? На ощупь я ее не чувствовал. Но в свете нашлемной фары увидел, что сжимаю ее правой рукой. Так держать, пальцы! Я заторопился вперед, считая шаги. Один! Два! Три! Четыре!..
Досчитав до сорока, я остановился и, глянув вниз, понял, что вышел на самую высокую часть дороги там, где она пересекала ручей. Примерно половина пути от места посадки корабля. Ручей – метановый, что ли? – сковал лед, и я понял, что ночь выдалась холодной по-настоящему.
Веревка размоталась уже почти вся. Можно считать, дошел до нужного места. Я отпустил ее, осторожно передвинулся на середину дороги, опершись на левую руку встал на колени и попытался поставить коробочку рядом с собой.
Но не сумел разогнуть пальцы.
Я разжал их пальцами левой руки, высвободил из них коробку,
Дьявольский порыв ветра подхватил ее, и я еле успел ее прижать, чтобы она не укатилась. Потом обеими руками осторожно поставил коробочку перед собой.
«Разработай свои пальцы, дружище. Постучи ладонями друг о друга».
Так я и сделал. Постепенно, хотя и вызывая страшную боль, пальцы правой руки начали шевелиться. Неуклюже придерживая коробку левой рукой, я потянулся к ручке наверху.
На ощупь я ее не чувствовал, но как только ухитрился сжать ее пальцами, она сразу повернулась. Казалось, коробочка ожила и замурлыкала. Должно быть, я услышал вибрацию через перчатки и через скафандр – почувствовать-то я ее никак не мог, пальцы были не в том состоянии. Я поспешно отпустил коробочку, неуклюже поднялся на ноги и немного отступил назад, чтобы можно было осветить ее нашлемной фарой не нагибаясь.
Я выполнил задачу, дело Материни было сделано и, как я надеялся, сделано вовремя. Останься во мне здравого смысла хотя бы столько, сколько есть у обыкновенной дверной ручки, я повернулся бы и рванул бы обратно в туннель еще быстрее, чем шел сюда.
Но я смотрел, как зачарованный, на то, что происходило с коробкой.
Она, казалось, встряхнулась, и из-под нее выросли три маленькие паучьи лапки. Она поднялась вверх и прочно встала на треножнике примерно в фут высотой. Коробочка опять задрожала и мне показалось, что ее вот-вот сдует, но паучьи лапки как-будто вгрызались в поверхность дороги и держали прочно, как скала,
Верх коробочки раскрылся как цветок – развернувшийся футов на восемь в диаметре. Из него поднялся штырь (вероятно, антенна?); штырь покачался в разные стороны, как бы прицеливаясь; затем застыл, упершись в небо.
И включился маяк. Я уверен, что это включился маяк, хотя увидел всего лишь вспышку света. Свет, по всей видимости, был всего лишь безобидным побочным явлением высвобождения мощнейшего импульса энергии – у Материни, наверное, не хватило оборудования и времени, чтобы устранить его или экранировать. А я смотрел прямо на него.
Поляризаторы не срабатывают мгновенно. Поэтому вспышка ослепила меня.
Сначала я решил, что отключилась моя нашлемная фара, но потом понял, что просто не вижу ничего из-за ударившей в глаза зеленовато-пурпурной вспышки.
«Спокойно, парень. Это всего лишь результат раздражения глазной оболочки. Подожди, сейчас все пройдет».
– Я не могу ждать, я замерзну до смерти!
«Нащупай рукой веревку, она прикреплена к твоему поясу. Потяни ее».
Я сделал так, как посоветовал мне Оскар: нащупал веревку, повернулся и начал наматывать ее на руки.
Веревка разбилась.
Не порвалась, как обычно рвется веревка, а разбилась, как стекло. Наверное, к этому времени она как раз в стекло и превратилась. Нейлон и стекло представляют собой жидкости, способные к переохлаждению.
Теперь я знаю, что такое «переохлаждение». Но тогда я знал только одно – оборвалась последняя нить, связывающая меня с жизнью. Я ничего не видел, ничего не слышал, а был один-одинешенек на голой платформе в миллиардах миль от родного дома, и ураган, вырвавшийся из бездны ледяного ада, выдувал последние искорки жизни из моего тела, в котором я уже почти ничего не чувствовал кроме боли.
– Оскар!
«Я здесь, дружище! Ты справишься. Ну как, видишь что-нибудь?»
– Нет!
«Ищи вход в туннель. Там включено освещение. Отключи нашлемную фару. Отключи, отключи, – справишься! Там всего-то надо повернуть рычажок. Подними руку к правой стороне шлема».
Я так и сделал.
«Что-нибудь видишь?»
– Пока нет.
«Поверни голову».
– Теперь что-то забрезжило.
«Красноватые неровные отблески, верно? Это вулкан. Вот и сориентировались. Поворачивайся медленно, чтобы не упустить вход в туннель».
Я только и мог, что двигаться медленно.
– Вот он!
«Порядок, теперь ты стоишь лицом к дому. Опустись на четвереньки и медленно ползи влево. Не поворачивайся – ты должен держаться по кромке дороги и ползти вдоль нее к туннелю».
Я встал на четвереньки. Поверхности дороги я руками не ощущал, но чувствовал, как на них и на ноги тяжестью навалилось давление;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80