Мой приятель-канак проводил меня до машины своего брата и
представил последнему, что оказалось весьма затруднительно, так как у
брата знание английского ограничивалось словами "О'кей, шеф", а я так и не
разобрал, как звали кузена переводчика.
Его автомобиль был триумфом веры и упаковочной проволоки. Мы
грохотали до пристани на полном газу, распугивая кур и легко обгоняя
новорожденных козлят. Я почти потерял способность глядеть по сторонам, ибо
был ошеломлен тем, что случилось перед самым нашим отъездом. Туземцы
ожидали автобус, который должен был приехать за ними, и нам пришлось
продираться через толпу. Вернее сказать, мы лишь попытались продраться.
Меня зацеловали. Меня целовали все до единого. Мне уже приходилось
наблюдать поцелуйный обряд полинезийцев, заменяющий здесь привычные нам
рукопожатия, но впервые пришлось испытать его на себе.
Мой друг-переводчик пояснил:
- Вы вместе с ними прошли сквозь огонь и теперь стали почетным членом
общества. Они жаждут заколоть для вас свинью. И задать в вашу честь пир.
Я постарался ответить сообразно обстоятельствам и одновременно
объяснить им, что сначала должен вернуться домой, а дом лежит за "большой
водой", а уж потом, в один прекрасный день, если позволит Господь, я
вернусь сюда. На этом мы расстались.
Но ошеломило меня не столько это. Любой непредвзятый судья должен
будет признать, что я достаточно широко смотрю на вещи и прекрасно
понимаю, что в мире есть места, где моральные стандарты ниже американских
и где люди не почитают за бесстыдство обнажать свое тело. Знаю я и то, что
полинезийские женщины ходили голыми до пояса, покуда до них не добралась
цивилизация. Да что там говорить! Я же почитываю иногда "National
Geographic Magazine" [Известнейший в США географический журнал, богато
иллюстрированный].
Однако я никак не ожидал _у_в_и_д_е_т_ь_ это собственными глазами.
Перед тем как я прогулялся по раскаленным углям, жители деревни были
одеты именно так, как вы думаете - преимущественно в юбочках из травы, -
однако груди у женщин были прикрыты.
Но когда они целовали меня на прощание - все оказалось уже не так. Я
хочу сказать, что подобные свидетельства стыдливости были отброшены. Ну в
точности, как в "National Geographic Magazine".
Признаться, я очень ценю женскую красоту. Эти восхитительные признаки
женственности - если их рассматривать в соответствующей обстановке, когда
шторы добродетельно задернуты - могут выглядеть весьма заманчиво. Но если
вам сорок с лишком (нет, ровно сорок!) - это уж явно перебор. Я увидел
женских бюстов больше, чем когда-либо видел за один раз, а может быть, и
за всю жизнь. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы довести
Евангелическое епископальное общество содействия поддержанию целомудрия и
морали в его полном составе до коллективного умопомрачения.
Вот если бы меня предупредили хоть немного загодя, я наверняка
воспринял бы сей новый для меня опыт с удовольствием. А в том виде, как
получилось, опыт оказался слишком нов, слишком обилен для переваривания и
слишком скоротечен; извлечь из него удовольствие можно было лишь
ретроспективно.
Наш тропический "роллс-ройс" наконец со скрипом остановился,
благодаря совместным усилиям ножных и ручных тормозов, а также
компрессора. Я с трудом очнулся от глубочайшей эйфории. Мой водитель
объявил:
- О'кей, шеф!
- Это не мой корабль! - воскликнул я.
- О'кей, шеф?
- Ты привез меня не к тому причалу. Хм... причал то вроде прежний, но
корабль совсем другой! - В этом я был абсолютно уверен. Теплоход "Конунг
Кнут" имел белые борта и надстройки, а также щеголеватые, слегка
наклоненные фальшивые трубы. Эта же посудина была выкрашена
преимущественно в красный цвет, и на ней торчали четыре высокие черные
трубы. Наверное, это не теплоход, а пароход. И стало быть, он устарел уже
много-много лет назад. - Нет! Нет!!!
- О'кей, шеф. Votre vapeur... voila! [Ваш пароход... вот он! (фр.)]
- Non! [Нет! (фр.)]
- О'кей, шеф.
Он вылез наружу, обошел машину, открыл дверь с той стороны, где сидят
пассажиры, схватил меня за руку и сильно потянул. Хотя я был в приличной
форме, но его рука оказалась отлично натренированной благодаря постоянным
упражнениям в плавании, лазании за кокосовыми орехами, вытаскивании
рыболовных сетей и туристов, которые не желают выходить из такси. Так что
мне пришлось выйти.
Он прыгнул в машину, крикнул: "О'кей, шеф! Merci bien! Au'voir"
[большое спасибо! До свидания! (фр.)] - и был таков.
Хочешь не хочешь, а пришлось карабкаться вверх по сходням незнакомого
корабля, дабы разузнать, если удастся, о том, что случилось с "Конунгом
Кнутом". Когда я поднялся на борт, младший офицер, который нес вахту у
трапа, отдал честь и произнес:
- Добрый день, мистер Грэхем. Мистер Нильсен оставил для вас пакет.
Минуточку... - Он поднял крышку своего бюро и вытащил большой коричневый
пакет из плотной бумаги. - Вот, пожалуйста, сэр.
На конверте было написано "А.Л.Грэхему, каюта С-109". Я вскрыл
конверт и обнаружил в нем потрепанный бумажник.
- Все в порядке, мистер Грэхем?
- Да, благодарю вас. Передайте мистеру Нильсену, что я все получил,
ладно? И заодно мою глубокую благодарность...
- Разумеется, сэр.
Я заметил, что это палуба "D", поднялся на один пролет, чтобы найти
каюту С-109.
Однако в порядке было далеко не все. Мое имя не Грэхем.

2
Что было, то и будет, и что делалось, то и
будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138