На востоке и северо-востоке высились горы, за которыми в ста
пятидесяти милях прятался Дуранго. Воздух сегодня был чист, казалось,
достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до склонов гор.
Масатлан лежал внизу наподобие игрушечного городка. Собор отсюда
выглядел как архитектурный макет, а не величественная и прекрасная
церковь... И в который раз я подумал; как католикам с их нищей, как
правило, паствой удается сооружать столь дивные церкви, тогда как их
соперники протестанты еле-еле набирают закладные, чтобы построить куда
более скромные здания.
- Смотри, Алек! - воскликнула Маргрета. - Анибал и Роберто получили
новый aeroplano! - Она показала рукой вдаль.
Действительно, у причала береговой охраны стояли два aeroplanos. Один
из них - та самая гигантская гротескная стрекоза, которая спасла нам
жизнь; новый же - совсем другой. Сначала мне показалось, что он тонет у
причала: поплавки, на которых садилась на воду первая машина, у второй
начисто отсутствовали.
Потом я понял, что новый аппарат - в полном смысле слова летающая
лодка. Корпус aeroplano сам по себе был поплавком или лодкой
водонепроницаемой конструкции. Моторы с пропеллерами помещались выше
крыльев.
Не скажу, что я отнесся с доверием к столь радикальным изменениям.
Скромная надежность аппарата, в котором мы уже летали, пришлась мне больше
по вкусу.
- Алек, давай навестим их в следующий вторник.
- Хорошо.
- Как ты думаешь, Анибал позволит нам полетать на новом aeroplano?
- Только если об этом будет знать команданте. - Я не стал говорить,
что новый аппарат показался мне не слишком надежным. Маргрета отличалась
редким бесстрашием. - Но мы зайдем к Анибалу и попросим показать его нам.
Лейтенанту это понравится. Роберто тоже. Давай позавтракаем.
- Ах ты, свиненок, - ответила она, разостлала serviletta [салфетка
(исп.)] и начала выгружать на нее еду из корзинки, которую я тащил.
Вторники давали Маргрете возможность разнообразить великолепную
мексиканскую кухню Аманды своими датскими или интернациональными блюдами.
Сегодня она приготовила датские "открытые" сандвичи, которые датчане - как
и все, кому выпало счастье попробовать, - просто обожают. Аманда разрешила
Маргрете хозяйничать на кухне, и сеньора Валера не вмешивалась - она
вообще не заходила на кухню, согласно условиям вооруженного нейтралитета,
достигнутого еще до того, как мы поступили в штат ресторана. Аманда была
женщиной с характером.
Сегодня бутерброды были покрыты толстым слоем вкуснейших креветок,
которыми славится Масатлан, но креветки оказались лишь началом... Я помню
еще ветчину, индейку, бекон с поджаристой корочкой, три сорта сыра,
несколько видов солений, крохотные перчики, какую-то неизвестную мне рыбу,
тончайшие ломтики говядины, свежие помидоры, три сорта салата и еще что-то
похожее на жареный баклажан. Уф! Благодарение Господу, для того чтобы
наслаждаться едой, вовсе незачем знать, что ты ешь. Маргрета поставила ее
передо мной, и я поглощал с восторгом все независимо от того, знал я, что
ем, или нет.
Часом позже у меня началась сытая отрыжка, которую я старательно
пытался скрыть.
- Маргрета, я сегодня уже говорил, что люблю тебя?
- Говорил, но уже давно.
- Обожаю. Ты не только прекрасна и отличаешься божественными
пропорциями, ты еще и дивно готовишь.
- Благодарю вас, сэр.
- Не угодно ли вам, чтобы я восхитился еще и вашим интеллектуальным
совершенством?
- Не обязательно. Нет.
- Как угодно. Если передумаешь, скажи. Перестань возиться с остатками
- я все подчищу попозже. Ляг рядышком и объясни, почему ты продолжаешь
жить со мной? Вряд ли тебе нравится, как я готовлю. А может быть, потому,
что я лучший мойщик посуды на всем западном побережье Мексики?
- Именно.
Она убирала остатки ленча до тех пор, пока место нашего пикника не
было приведено в девственное состояние, а все, что осталось - оказалось в
корзинке, готовой вернуться к Аманде.
Потом она легла рядом со мной, положила мне под шею руку и вдруг с
тревогой подняла голову.
- Что это?
- О чем ты?..
Я прислушался. Отдаленный гул нарастал, будто тяжелый грузовой состав
делал где-то совсем рядом крутой поворот. Но ближайшие железные дороги
проходили севернее - на Чиуауа и южнее - на Гвадалахару, то есть очень,
очень далеко от полуострова Масатлан.
Гул нарастал. Вздрогнула земля. Маргрета села.
- Алек, я боюсь.
- Не бойся, родная. Я с тобой.
Я притянул ее к себе и прижал крепко-крепко. Казавшаяся раньше
незыблемой земля ходила под нами ходуном, а ревущий гул вырос до
невообразимых масштабов.

Если вам приходилось попадать в землетрясение, хотя бы слабенькое, то
вы поймете наши чувства лучше, чем если бы я попробовал передать их
словами. Если же не попадали, то все равно мне не поверите, и чем точнее я
попытаюсь вам их описать, тем больше вероятности, что вы не поверите мне
ни на грош.
Самое худшее в землетрясении то, что, оказывается, не существует
ничего прочного, за что можно ухватиться... а самое поразительное - шум,
чудовищная какофония множества самых разнообразных звуков: треск
переламывающихся под вами камней, грохот рушащихся зданий, испуганные
вопли, плач раненых и потерявшихся, вой и лай животных, которые не могут
осмыслить происходящее.
И так без конца.
Это длилось целую вечность - наконец главный удар настиг нас, и город
рухнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138