— С этими словами он бросил на стол обрывок телетайпной ленты.
— Ванкувер. Сейчас это важнее всего. Милли быстро пробежала глазами телеграмму и, бросив трубку на стол, торопливо набросала записку. Сложив ее вместе с телеграммой, она запечатала их в конверт и нажала кнопку. Почти тут же раздался стук в дверь, и вошел посыльный.
— Пожалуйста, отнесите и сразу назад. Когда посыльный вышел, она снова поднесла телефонную трубку к уху и послушала.
Спустя мгновение Милли, прикрыв микрофон ладонью, спросила:
— Но ведь это ужасно — ну, как все в суде кончилось, правда?
Ричардсон с нескрываемой горечью в голосе ответил:
— Если и есть другой способ выставить правительство одновременно тупым, злобным и бездарным, то мне он на ум не приходит.
— И что можно сделать? Вообще-то предпринять что-нибудь можно?
— Если повезет и если шеф согласится с тем, что я предложу, мы можем спасти процента два из того, что потеряли. — Ричардсон рухнул в кресло. Добавил мрачно:
— В нынешней ситуации и за два процента стоит побороться.
— Да, — сказала Милли в телефонную трубку. — Поняла.
Свободной рукой она сделала запись. Вновь прикрыв микрофон, сообщила Ричардсону:
— Президент отбыл из Белого дома и направляется в Капитолий.
Брайан язвительно усмехнулся:
— Ура ему! Надеюсь, он найдет дорогу.
Милли отметила время — три тридцать.
Брайан Ричардсон встал и подошел к ней вплотную.
— Милли! Да пошло оно все к черту. Давай поженимся. — Он помолчал, прежде чем сообщить:
— Я начал бракоразводную процедуру. Элоиза всячески помогает.
— О Брайан! — Глаза Милли вдруг наполнились слезами. — Ну и подходящее же ты время выбрал.
— Времени у нас вообще нет. А подходящего никогда и не бывает, — грубовато ответил он. — Надо пользоваться тем, что у нас есть.
— Хотела бы я быть такой же уверенной, — призналась Милли. — Я думала об этом. Столько думала!
— Послушай, — с упрямой настойчивостью обратился к ней Ричардсон, — будет война — все так говорят. Все может случиться. Так давай хотя бы возьмем от жизни то, что нам еще осталось.
— Если бы все было так просто, — вздохнула Милли.
— Все от нас зависит, — с вызовом в голосе бросил он. — Захотим — и будет просто.
— Брайан, дорогой, — огорченно ответила Милли. — Я не знаю. Честно, просто не знаю.
“А может, знаешь? — спросила она себя. — Слишком многого хочешь: независимости и замужества одновременно. И ни от чего не отказываться”. Но такое недостижимо, Милли это понимала. Может быть, как раз независимой она была слишком долго.
Ричардсон неловко проговорил:
— Я люблю тебя, Милли. Я уже тебе говорил, и с тех пор ничего не изменилось.
Он страдал, что не может выразить всю глубину своих чувств. Но есть вещи, для которых слова найти невозможно.
Милли взмолилась:
— Давай пока все оставим, как есть.
“Пока. Вот так всегда, — подумал он. — Всегда так было и так всегда будет. Пока — и рано или поздно один из нас решит, что срок истек”.
— Давай, — согласился он.
Его охватило чувство утраты, ощущение, что он потерял нечто такое, чем никогда не обладал.
Глава 3
В комнате 16, примыкающей к кабинету спикера, премьер-министр встретил дожидавшегося его Бонара Дейтца. Сейчас они были одни в этом просторном роскошном рабочем кабинете, которым обычно пользовались все партии.
— Спасибо, что сразу пришли, — приветствовал его Бонар Дейтц.
— Что вы хотели сказать мне о Харви Уоррендере? — все еще теряясь в догадках, нетерпеливо спросил Джеймс Хауден.
Дейтц уклончиво ответил вопросом на вопрос:
— Вам ведь известно, что мы с ним соседи?
— Да. — Хауден знал о том, что особняки Уоррендеров и Дейтцев в Роклиффе находились друг против друга через дорогу.
— Сегодня утром жена Харви попросила меня зайти к ним, — сообщил ему лидер оппозиции. — Она очень дружна с моей женой.
— Дальше, — поторопил его Хауден. Бонар Дейтц явно колебался, лицо его выражало тревогу. Наконец он с трудом проговорил:
— Харви заперся у себя в кабинете и отказался выходить. Когда мы позвали его через дверь, пригрозил покончить с собой.
— Неужели… — вымолвил потрясенный Хауден.
— Нет, — Дейтц покачал головой. — Те, кто открыто грозит самоубийством, как правило, на него не решаются. Во всяком случае, мне так говорили.
— Тогда что же…
— Мы все-таки прорвались в кабинет. У Уоррендеров есть слуга. Мы с ним взломали дверь.
Неторопливость Дейтца становилась невыносимой.
— И что? — резко, словно подстегивая собеседника, спросил Хауден.
— Это был какой-то кошмар. Харви обезумел. Впал в неистовство. Мы пытались его успокоить. Он выл, изо рта пена…
— Мне всегда казалось, что такие вещи из области выдумок… — произнес Хауден.
— О, нет. Поверьте мне. — Дейтц снял очки, с силой провел ладонью по лицу. — Не дай Бог еще раз увидеть что-либо подобное.
“Все, как в дурном сне”, — подумал Хауден и спросил:
— Что было дальше?
— Боже! — Дейтц зажмурил глаза, потом широко открыл их. С видимым усилием взял себя в руки. — К счастью, слуга у них — здоровенный парень. Он держал Харви. Мы привязали его к стулу. И все это время.., он рычал, пытался броситься на нас.., нес несусветный бред какой-то…
— Даже не верится, — заметил Хауден. Слишком все это было нелепо, невероятно. Хауден поймал себя на том, что у него дрожат руки. — Просто не верится.
— Ничего, поверите, — угрюмо ответил Бонар Дейтц. — Сразу поверите, если увидите Харви сами.
— А где он сейчас?
— В больнице “Иствью”. В изоляции, так это у них, по-моему, называется. После того как нам удалось с ним справиться, жена Харви сразу туда позвонила. Знала, кому звонить.
— Это откуда же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158