Он
все еще поглядывал испуганно и озадаченно, когда прыгающее в очаге пламя
высвечивало заплесневелый хлам из книг, камней и химических
принадлежностей, и, судя по жалобному выражению в глазах юноши, он и
предположить не мог, что его славный поиск закончится в подобном месте.
Взгляд Гарета то и дело возвращался к Джону, и Дженни ясно видела,
что в нем сквозит не только беспокойство, но и нервный страх, гложущее
чувство вины за какой-то совершенный им поступок. Или, может быть, еще не
совершенный, но который все равно придется совершить.

- Так ты идешь? - тихо спросила Дженни (уже поздно ночью, лежа в
теплом гнезде из медвежьих шкур и лоскутных одеял). Ее черные волосы были
разбросаны, как водоросли, по груди и рукам Джона.
- Если я убью дракона по просьбе короля, он вынужден будет ко мне
прислушаться, - рассудительно проговорил Джон. - Раз я откликнулся на его
зов - значит, я его подданный. А раз я его подданный, то, значит, он
обязан оказать нам поддержку войсками. Если же я не являюсь его
подданным... - Он помедлил и задумался, явно не желая произносить слова,
которые бы прозвучали как отречение от законов королевства, за которые он
так долго сражался. Джон вздохнул и не стал продолжать.
Какое-то время тишина нарушалась лишь стонами ветра в разрушенном
венце башни да дробью дождя по стенам. Но если бы даже Дженни не умела
видеть в темноте, как кошка, она бы все равно почувствовала, что Джон не
спит. Мышцы его были напряжены. Кто-кто, а он-то понимал, насколько тонка
была граница между жизнью и смертью, когда он дрался с Золотым Драконом
Вира. Рука Дженни ощущала грубые твердые края шрама на его спине.
- Джен, - сказал он наконец. - Мой отец рассказывал, что, когда
пришли Ледяные Наездники, дед сумел поднять четыре-пять сотен ополчения.
Они выдержали трудный бой на краю океана и еще совершили марш, чтобы
разбить укрепления разбойничьих королей на западных дорогах. А когда эти
мерзавцы оседлали Восточный Тракт, ты помнишь, скольких нам удалось
поднять? Меньше сотни, Джен, и двенадцать человек из них мы потеряли в той
стычке...
Он повернул голову; угли, тлеющие под сугробом пепла в очаге их
маленькой спальни, вплели нити сердолика в его спутанную, до плеч, гриву.
- Джен, так не может продолжаться. Ты знаешь сама, что не может. Мы
все время слабеем. Земли, на которых закон еще властен, съеживаются.
Каждый раз, когда какая-нибудь ферма уничтожается волками, или бандитами,
или Ледяными Наездниками - одним щитом на стене становится меньше. Когда
очередная семья снимается и уходит на юг продавать себя в рабство, мы,
оставшиеся, слабеем. Да и сами законы слабеют точно так же. Кто их теперь
знает! Ты думаешь, если я прочел охапку томов Дотиса и несколько страниц
Полиборовой "Юриспруденции", которые нашел забитыми в щель, я от этого
стал ученым? Мы нуждаемся в королевской помощи, Джен. Если мы не поможем
друг другу в течение этого поколения - конец и нам, и им.
- Как ты им собираешься помогать? - спросила Дженни. - Сорвав свое
мясо с костей? Что станет с твоими людьми, если дракон убьет тебя?
Щекой она почувствовала, как шевельнулось его плечо.
- С тем же успехом я могу быть убит волками или бандитами на
следующей неделе - так что же? Или упасть со старины Оспри и сломать себе
шею.
И когда Дженни прыснула, представив себе такую возможность, он
добавил печально:
- В точности как мой отец.
- Твой отец не придумал ничего лучшего, чем влезть на лошадь в
стельку пьяным, - сказала она. - Интересно, что бы он сделал с нашим юным
героем?
Джон рассмеялась в темноте.
- Съел бы его за завтраком!
Семнадцать лет, десять из которых были связаны с Дженни, примирили
его окончательно с человеком, ненавидимым им с детства. Он притянул ее
поближе, поцеловал волосы.
- Я должен это сделать, Джен. Много времени это не займет.
Особенно яростный порыв ветра сотряс древние кости башни, и Дженни
укрыла голые плечи лоскутным одеялом. "Месяц, может быть, - - прикинула
она. - Может быть, даже немножко больше". Это бы дало ей шанс снова
заняться заброшенной медитацией, возобновить учебу, которой она слишком
часто в последнее время пренебрегала, чтобы почаще бывать в Холде - с ним
и с сыновьями.
"Чтобы быть магом, нужно быть магом, - говаривал Каэрдин. -
Единственный ключ к магии - сама магия". Она знала, что так и не достигла
его уровня, даже тогдашнего, когда он был восьмидесятилетним стариком, а
сама она - жалкой некрасивой худышкой четырнадцати лет. Часто она
удивлялось, почему все так вышло: то ли потому, что Каэрдин был уже на
излете, взяв ее последним своим учеником, или же потому, что сама она
никуда не годилась. Лежа без сна в темноте, прислушиваясь к ветру или к
пугающе огромному молчанию вересковых пустошей (что было гораздо хуже),
Дженни иногда разрешала себе признаться: все, отдаваемое Джону и
мальчишкам, что спят сейчас, свернувшись калачиком, в спальне наверху, она
отнимала у колдовской власти.
Так ей и не удалось поделить свое время между магией и любовью. Через
несколько лет ей будет сорок. Десять лет растратила она, разбрасывая дни
широко, как крестьянин разбрасывает семена в летнем зное, вместо того,
чтобы умножать и копить свою силу... Она положила голову на плечо Джона, и
рука, обнявшая ее, была тепла. Утрать она все это - достигла бы она уровня
старого Каэрдина? Иногда ей казалось, что достигла бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102