Григс-Мид не был ни храбрецом, ни трусом. Им просто двигало возобладавшее над всеми чувствами чувство долга.
При его приближении шум в церкви почти стих. Зыбкие тени поворачивались в его сторону, словно хотели взглянуть на него. Но при его приближении их словно сдувало в сторону, и перед ним открывался свободный путь вдоль длинного широкого прохода, в конце которого была хорошо видна белая фигура и двое парнишек, соединившихся в крепком объятии. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что не нужно смотреть на обступавшие его с двух сторон призрачные тени; ужас, внушаемый их жутким, смутным обликом, был бы слишком велик, и он мог не выдержать и убежать. Но этот смрад, проникающий в его ноздри, игнорировать было невозможно. Это было зловоние гниющей мертвечины.
Злобный, сдавленный смех, доносящийся со стороны алтаря, заставил Григс-Мида сосредоточить свое внимание на фигуре в белом облачении. Даже на таком расстоянии в облике этого существа проглядывало что-то знакомое. Возможно ли это? Оно или он, был очень похож на фотографа, который за последние десять лет немало поработал для Колледжа. Как же его имя? У него еще студия на Хай Стрит.
– Что вы здесь делаете? – строго спросил Григс-Мид голосом, в котором звучало гораздо больше решительности, чем он в действительности ощущал в себе.
– Почему вы держите этих ребят?
В ответ раздался глухой угрожающий смех, заставивший директора содрогнуться. Это не было человеческим смехом.
– Отвечайте! Что вам здесь нужно? – Григс-Мид старался выглядеть грозно. Это ему почти удалось.
Внезапно хихиканье перешло в дикий хохот и человек развел руки в стороны, продолжая держать мальчиков за горло. Директор застыл на месте, увидев, как глаза мальчишек начали вылезать из орбит, крики оборвались, и языки стали вываливаться изо рта, когда железные пальцы, словно тиски, сдавили им горло, выжимая из них жизнь.
– Перестаньте! Остановитесь! – закричал директор, но ему лишь оставалось с ужасом наблюдать, как существо медленно, со сверхъестественной силой, подняло разведенные в стороны руки, оторвав от земли бьющихся в судорогах ребятишек. Они как бы оказались повешенными на руках этого изверга, как па двух виселицах.
Хрипы, вырывавшиеся из горла мальчишек и их ставшие уже пунцовыми лица, вывели Григс-Мида из состояния транса. С криком ярости и страха он бросился вперед.
Но тут произошло нечто ошеломляющее, от чего Григс-Мид со страхом отшатнулся назад и упал. Фигуру в белом одеянии внезапно охватили языки пламени.
Сначала ее голова превратилась в огненный шар, который одновременно хохотал и вопил от боли, рот выделялся черной дырой, окруженной шипящей и лопающейся от жара плотью. Волосы исчезли мгновенно в одной яркой вспышке пламени, а глаза стали медленно вылезать из глазниц и свесились на щеки на тоненьких обуглившихся ниточках. Затем огонь побежал по раскинутым в сторону рукам и вниз по телу, превратив человека в пылающий крест, который одновременно издавал мучительные стоны и оглашал церковь сатанинским, издевательским хохотом. Пламя достигло обоих парней одновременно и мгновенно поглотило их головы. Но их крики уже не доходили до Григс-Мида, распростертого на полу в глубоком шоке, парализовавшем все его чувства.
Внутреннее пространство помещения церкви было теперь ярко освещено пламенем, по стенам плясали красные и желтые отблески огня, четыре статуи на алтаре, напоминающие коленопреклоненных младенцев, казалось, улыбались в этом неверном, мерцающем свете. Темные тени, заполнявшие церковь, пригнувшись, разбежались прочь от горящей троицы, а когда Григс-Мид медленно, с бесстрастным любопытством оглянулся вокруг, он увидел, как едва заметный огненный покров охватывает их прозрачные тела, как корчатся в муках истязаемые души. Но он увидел также и вполне реальные струйки дыма, поднимающиеся от деревянных скамей, когда призраки падали на них, корчась и извиваясь в безмолвной агонии. Дерево стало тлеть, и вскоре тонкие язычки пламени разбежались по поверхности скамей, встречаясь, соединяясь и сливаясь в стремительно растущие очаги разгорающегося пожара.
Внимание директора снова привлекла пылающая троица. Когда обгоревшие кости бесплотной руки, державшей одного из мальчишек стали хрупкими и обломились, его тело упало вниз. Упавший на колени мальчик тут же вскочил на ноги, его руки и спина были охвачены огнем. Он кинулся к алтарю, словно ища там спасения, но ударился об него и повалился на пол. Снова поднявшись, Клеменс – а это был он – шатаясь, побрел за алтарь. Он корчился и извивался, снова стал падать и, чтобы удержаться, ухватился за покрывающий алтарь гобелен. Огонь с его тела мгновенно перекинулся на старинную ткань, вспыхнувшую подобно бумаге, и начал жадно пожирать это бесценное творение. При этом директор увидел, как две оставшиеся фигуры – дьявольское существо и теперь уже мертвый мальчик – медленно осели на пол. Крики прекратились со смертью тела, но грубый, издевательский смех все еще продолжал доноситься из догорающего трупа.
Подняв руку и заметив, что она испачкана в какой-то жидкости, Григс-Мид с удивлением обнаружил, что сидит в какой-то липкой красной луже. Эта жидкость была похожа на кровь, но его разум уже не в состоянии был понять, что это всего лишь красная краска. И действительно, разлившаяся краска достигла основания передних скамей, и как только огонь пополз по старому дереву, он нашел в этой липкой жидкости надежного и верного союзника. Пламя сначала лизнуло краску, потом стремительно и жадно припало к ней, а затем быстро и весело побежало к вытянутым ногам Григс-Мида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86