И возможно, первый и самый главный секрет — тот, что кроется в нас самих.
Майкрофт наклонился вперед, так что чуть ли не коснулся подбородком сжатых на трости рук, и понизил голос.
— И это, — проговорил он торжественно и доверительно, — тайна нашей собственной энергии, наших собственных астральных сил на земле, а также безграничных сил Вселенной. Волшебник, друг мой, всегда в поиске этих скрытых звеньев.
Майкрофт снова выпрямился, его лицо окаменело. У меня пересохло в горле.
— И когда эти звенья будут открыты, — добавил он так же тихо, — Волшебник может использовать их в своих целях.
Он дал мне время осознать все сказанное.
— И все это — чтобы вытащить из шляпы кролика? — спросил я.
Он позволил себе холодную улыбку.
— Все это для того, чтобы открыть наше истинное естество и скрытую мощь, которой мы обладаем. Нет ничего более фундаментального, ничего более совершенного. С этим знанием человек имеет доступ к безграничным силам собственной воли. Он способен вызывать столь живые и концентрированные образы, что может создавать в астральном свете новую реальность.
Майкрофт указал тростью на пол рядом с моей ногой.
— Эта реальность может отражаться и в физическом мире, если мы так захотим.
В той точке, куда он указал, возник кролик.
Я подскочил, а Мидж вскрикнула.
Кролик дергал носом.
Я для пробы протянул к белому пушистому комочку руку, не веря в его реальность.
И отдернул руку, когда он превратился в черную зубастую крысу. Терпеть не могу крыс.
Потом она исчезла, а Майкрофт натянул улыбку, означавшую: «Что вы думаете об этом, мистер Всезнайка?».
Я захлопал глазами от этой поблекшей иллюзии, но воздержался от вопроса, как ему удался этот фокус. Никто не любит хвастунов. Кроме того, хотелось унять стук зубов.
— В некотором роде Волшебство, — уничижительно нараспев проговорил Майкрофт, — простейший пример могущества воли.
Он указал своей палочкой в промежуток между двумя лучами слева от меня, и там появился узенький столик, а на нем бутылка вина и пустой стакан. У нас на глазах бутылка поднялась, наклонилась, и в стакан полилась красная жидкость.
Я в удивлении перевел взгляд на Мидж; ее лицо было исполнено благоговейного восторга, как у ребенка в передаче «Удивительное рядом». От этой наивной доверчивости на ее лице мне захотелось схватить ее и скорее убежать из этой темной заостренной комнаты, где запах ладана теперь отдавал тленом. Мой ум сосредоточился на побеге, и, когда я снова взглянул на стол и вино, их образ заколебался, линии потеряли четкость. Но тут же предметы вновь обрели реальность.
— Можете выпить, — небрежным тоном предложил Майкрофт. — Ручаюсь, вам понравится.
— Спасибо, нет, — сказал я.
Майкрофт опустил трость, и образ тут же растворился в воздухе.
Я понимал, что он делает, но не понимал как: я всегда полагал, что гипнотизер должен словами внушить испытуемым, что они хотят увидеть или сделать, или как реагировать. Тем не менее я не сомневался, что все увиденное существует лишь у нас в воображении.
Я придумывал новую колкость, когда Майкрофт вдруг заставил луч света изогнуться.
Пятна света на полу начали очень медленно передвигаться внутрь, два передних коснулись ног синерджиста, а два задних забрались на ножки стула. Майкрофт перевернул трость, так что ее конец указывал ему на лицо, и туда же стали загибаться пыльные лучи света, они изогнулись, как коленчатые дренажные трубы, примерно в четырех футах от пола, их изгиб становился все круче, пока угол не стал прямым. Голова Майкрофта освещалась со лба и сзади, и его кожа сияла, привлекая внимание.
В этот момент я как никогда отдавал себе отчет, кто такой Майкрофт.
Энергия, флюиды — как ни назови эту невидимую силу — словно играли на его щеках, как электрические искорки, а его устремленные на меня глаза были кристально прозрачными и ослепляли, зрачки искрились внутренним светом. Глубокие морщины на его лице, что я видел за пределами этой комнаты, исчезли — их смыло солнечное сияние, — а каждая грань черепа отражала разные оттенки света — ослепительно сверкающие или более мягкие, но ни в коем случае не тусклые. На лице Майкрофта не было теней, и черты исчезли, ничто не выдавалось наружу, нос слился с губами, лоб — с глазницами, и все превратилось в простую маску, форма которой зависела от степени освещенности. Даже его волосы сверкали серебром.
От такого зрелища разинешь рот.
На кратчайшее мгновение вся его голова вспыхнула — или так показалось — и во все стороны распространилась сияющая аура, заполнив почти всю пирамидальную комнату своим многоцветием, уничтожив все черное и заставив меня и Мидж прикрыть глаза рукой.
Но до того мы оба успели разглядеть в этих тонких, радостных, радужных красках иные миры — парящие планеты, напоминавшие клетки тела, звезды и солнца, сверкающие зеленым, голубым и глубочайшим фиолетовым светом, иногда человеческие фигуры, а иногда обширные пространства протоплазмы, сгустки жизненных сил. Мы испытали одинокую темноту бесконечного пространства, которое было постоянным спутником самого времени, две стороны одной и той же не-сущности; мы ощутили огромный прилив перемежающихся эмоций, проносящихся через кисейные галактики, формирующих судьбы и создающих силы, которые становились грубыми и зримыми, и еще эмоции, представляющие собой творческую энергию, которая порождает сама себя, является источником всего, прародителем всего, что мы знаем и чего не знаем.
И в центре этого откровения мы увидели белизну, которая, будь она реальной, резала бы глаза. И это она, а не яркость в комнате заставила нас прикрыть руками лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107