Кто знает, может быть, даже хуже, чем личность неизвестного нам ныне
здравствующего его убийцы... И как бы мы ни хотели следовать принципу "о
мертвых или хорошо или ничего", определенных вещей скрыть не удалось.
Нами было неопровержимо установлено, что Тадеуш был прекрасно
информирован о всех действиях большинства сослуживцев. Он знал о мелких
неприятностях Казика. Время от времени случалось, что на пути к повышению
жизненного уровня Казик встречал различные препятствия, которые умел с
большим талантом обходить. При этом он, разумеется, был далек от скамьи
подсудимых, но зато очень близок к утрате безупречной репутации, которая
ему как судебному эксперту была необходима.
Он знал также о безнадежной любви Каспера к Монике и знал, как
относится жена Каспера к этому неуместному чувству. Недовольная супруга
угрожала Касперу разделом имущества, большей частью принадлежавшего ей,
если он немедленно не отцепится от этой гетеры. Каспер поклялся, что
отцепится, но на следующий же день эту клятву нарушил.
Он знал о связях одержимого мыслью о выезде Рышарда с Полсервисом.
Знал также, что именно Рышард однажды сделал несколько нетактичных
замечаний в адрес какого-то высокопоставленного лица и что эти несколько
замечаний произвели в Полсервисе огромное замешательство. Если бы поступок
Рышарда стал известен, он мог бы навсегда проститься с мыслью о выезде.
Он также знал, вероятно, множество личных дел Моники, Данки, Кайтека,
Стефана и других, не говоря уже о моих. Знал все наши внутренние служебные
махинации, направленные прямо против Витека и Ольгерда. И несомненно,
располагал массой разных других сведений, которые просто не пришли нам в
голову и до которых мы не успели додуматься. Ясно было только одно: каждая
из этих информаций могла кому-то повредить.
Другой стороной медали являлись долги Тадеуша.
Всем людям, о которых он так много знал, Тадеуш был должен деньги,
которых не отдавал, и его долги росли. Почему, несмотря на это, ему
продолжали одалживать? Объяснение было только одно, и обосновывалось оно
теми сведениями, которые имелись у нас о двух третях персонала. Отдавая
себе отчет в его осведомленности, правонарушители предпочитали, на всякий
случай, поддерживать с ним хорошие отношения и питали глупую надежду, что,
быть может, это самые обычные займы, которые Тадеуш когда-нибудь отдаст...
В конце нашей беседы под зеркалом мы приобрели неоспоримую
уверенность: Тадеуша убил кто-то, кому обширные познания покойного грозили
самой большой опасностью!
Следующим ходом, который мы намеревались совершить, должно было стать
дипломатичное расспрашивание сослуживцев и поиск, на основании полученных
данных, того, кто мог это сделать. О ком Тадеуш знал что-то настолько
плохое? Что кто-то из них совершил такое, о чем мы еще не знаем, но что
для него является делом жизни и смерти, требующим обязательного сохранения
тайны? И чем больше у кого-то было на совести, тем больше он имел поводов
для убийства. Именно это имела в виду Алиция, сделав свое странное
замечание в ту минуту, когда у нас окончательно задеревенели ноги.
С большим неудовольствием и легким сожалением я думала о том, что
прошло уже прекрасное время средневековья, когда непрестанно кого-то
отравляли, потому что этот "кто-то" слишком много знал, когда все поступки
были окутаны мрачными тайнами, когда в различных местах находили
закованные в цепи скелеты и на каждом шагу можно было встретить
замаскированного типа со стилетом. Прошло время замурованных в башнях
вероломных жен и умерщвленных под покровом ночи незаконнорожденных детей.
Куда нам теперь в наше прозаичное время до их мрачного романтизма?! Кто из
государственных служащих хранит в сердце подобные смертоносные тайны?
Ерунда!..
И однако Тадеуш погиб...
Я знаю достаточно много обо всех этих людях. Тадеуш, несомненно, знал
больше. Поэтому нужно установить, на основании полученных сведений, кому и
чем грозила чрезмерная реклама. Кому, каким образом и в какой степени она
могла навредить?..
Атмосфера в бюро не способствовала мышлению. Постоянно что-то где-то
происходило, на все нужно было обратить внимание, и теперь снова
готовилось что-то интересное.
- Что случилось? - спросила я, усаживаясь за стол и чувствуя нечто
вроде благодарности милиции за то, что она наконец заставила меня сделать
это. - Для чего нам велели вернуться на места?
- Не знаю, наверное что-то придумали, - ответил Януш, занятый
Лешеком, который как раз вернулся из города с покупками.
Мы сделали быстрые финансовые расчеты, и Лешек разложил свою пищу на
столе отсутствующего Витольда. Он купил себе ужасающей величины копченую
рыбу, очень толстую, и теперь с удивлением ее рассматривал.
- Как вы думаете, что это такое? Не треска и не камбала...
- Пластуга, - авторитетно заявил Януш.
- Ты что? Пластуга и камбала - это одно и то же. Хочешь кусочек?
- Совершенно не одно и то же. Хочу, дай мне сюда, на хлеб...
- Так и будем есть всухомятку? - с неудовольствием спросила я. - Что,
чая тоже нельзя сделать?
- О чае ничего не говорили, велели сидеть... Весек, ничего рыба,
попробуй!
Лешеку этой рыбы могло хватить на неделю, поэтому он охотно делился
ею, рассказывая при этом о своем походе в магазин под конвоем, которым он
страшно гордился.
- За всю жизнь я еще не удостаивался такой чести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80