И неизвестно кем ещё, ведь это наверняка не конец.
Тётю Ядю чрезвычайно встревожило известие о женщине, которая хотела снять Марыськин фургон.
— Вы слышали? — почему-то шёпотом волновалась она. — Это наверняка Эдита! Значит, они где-то поблизости. Надо будет постеречь Тереску!
Люцина рвалась на поиски закопанных ценностей и хотела немедленно начать раскопки под грушей, вернее, в том месте, где ещё виднелись трухлявые останки ствола бывшей груши. Я еле сдерживала её трудовой энтузиазм, в сотый раз растолковывая и ей, и всем остальным: надо вести себя спокойно, делать вид, что мы просто отдыхаем на земле предков, ничего не делаем, просто отдыхаем, понятно? Не дай бог кто-то пронюхает, что мы тут что-то ищем — и пиши пропало. Сбежится не только вся деревня, но и наследники дяди Витольда слетятся из самых отдалённых уголков планеты. Если бы все кончилось только грандиозной битвой за найденные, допустим, нами ценности — это ещё цветочки. Но ведь нас потянут в суд, и проведём мы там остаток дней наших!
Лилька горячо поддерживала мои аргументы, подбрасывая и собственные. Наследники помогли, моё семейство согласилось проявлять сдержанность и осторожность и вообще вести себя с умом. Очень недоволен был отец, которому мамуля строго-настрого запретила одному покидать пределы поместья, что исключало всякую возможность половить рыбку.
* * *
Марек опять появился неожиданно, на второй день после нашего приезда, и вёл себя странно. Отвечать на расспросы решительно отказался, заявив, что говорить будет только там, где его наверняка не смогут подслушать, чем донельзя заинтриговал всех нас. Стоял спокойный, тихий вечер, солнце утомлённо садилось после целого дня тяжёлой работы, в воздухе пахло нагретыми за день травами и вечерней прохладой. Тишь да благодать, кто тут может подслушивать?
И все-таки Марек повёл нас на зады огорода, где не было никаких построек. И никого из подслушивающих, мы все хорошенько осмотрели.
— Под грушей ничего нет! — заявил Марек. — Я все проверил, под корнями тоже ничегошеньки! А теперь прошу вас, уважаемые пани, постараться припомнить, как тут все выглядело до войны, где она могла ещё спрятать что-то ценное.
— Интересно, как можно было проверить под корнями? — недоверчиво прошептала мне Тереса. — Он запустил туда дрессированного крота, что ли? Ведь если бы сам рылся, мы бы заметили…
Марек прекрасно расслышал её шёпот и дал исчерпывающий ответ:
— Я копал по ночам. А теперь будьте любезны выполнить мою просьбу. Вспомните и постарайтесь описать, как тут все выглядело до войны.
Старшее поколение поднапряглось и выдало очень интересные воспоминания, от некоторых волосы вставали дыбом на голове. Вот тут, у этой лавочки… Как не видите? Вот же ещё от неё пенёчки сохранились! Так вот, в этом самом месте лошадь вцепилась зубами в волосы мамули, потому что та зазевалась и забыла её напоить. А вот в это окно выскочил Антось. С этим Антосем вообще произошло нечто незабываемое. Все видели — он, как сумасшедший, мчался по полю, словно за ним кто гнался, кричал и размахивал руками, ворвался в избу и тут же выскочил вот в это окно, которое сейчас забито досками, и опять умчался в поле, все так же крича и махая руками. Все подумали — с ума сошёл парень, а оказалось, за ним действительно гналась на редкость въедливая пчела, догнала наконец в поле и там ужалила. А вот тут росла другая груша, её моя прабабушка особенно ценила, какая-то необыкновенная. Садовник магнатов Радзивиллов на коленях умолял прабабушку дать ему черенок для прививки. Уточнить место, где упомянутый садовник стоял на коленях, мамуля не могла, зато очень хорошо помнила: вот тут, на этом месте стоял большой пень, на нем рубили дрова, и она, мамуля, как сейчас помнит, чуть не отрубила себе руку. Вот на этом плетне висела Тереса. Как висела? Обыкновенно, зацепилась платьем и повисла и орала благим матом, пока её не отцепили. А вот здесь была помойка. Сюда как-то раз выбросили остатки заспиртованной вишни, и вся домашняя птица упилась вдрызг…
— Какие-то ваши воспоминания… неосновательные, — недовольно сказала Лилька, — несолидные. Ничего прочного, все какое-то зыбкое, подвижное, особенно это ваш Антось…
— А самое неприятное — Эдита прекрасно знает, где припрятала свой клад, это только мы такие тёмные. Напрасно ломаем голову, — заметила Тереса.
— Может, в таком случае применить военную хитрость? — предложила Люцина. — Сделаем вид, что уезжаем отсюда, освободим ей поле деятельности, а сами подглядим, где она начнёт копаться…
Мамуля все переживала прискорбный случай с домашней птицей:
— Бабушка слезами заливалась, как же — вся птица враз полегла мёртвая, верно, какая-то эпидемия. Засадила нас всех ощипать и кур, и индюшек, чтобы хоть перо не пропало. А они были только мертвецки пьяные, потом вытрезвели и долго ещё ходили лысые…
— Я все-таки не понимаю, почему вы не хотите сообщить в милицию, — как всегда неожиданно вмешался отец. — Хотя, с другой стороны, преступление уже не считается преступлением, просрочен срок давности.
— Что просрочено?!
— Преступление.
— Какое преступление?
— Как какое? Я же слышал — эта самая особа, панна Эдита, утопила в колодце своего внебрачного младенца. Тут, в Тоньче. Сами же об этом только и говорите! Мне лично это не нравится, я лично не желаю иметь дело с такими вещами, ими должна заниматься милиция, а не мы. А я бы спокойно пошёл себе половить рыбку…
Поскольку, по словам Марека, нас могут подслушивать, я не имела возможности громким криком вывести отца из заблуждения — в такую тишь мои вопли разнеслись бы по всей округе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84