Мы вылезли самостоятельно, живые и невредимые; случай абсолютно необъяснимый.Начали подъезжать наши, мы остановились в свете фар, чтобы их удар не хватил. Машина — бесформенная куча металлолома, крыша распорота по всей длине, какие-то стержни пробили спинку заднего сиденья, если бы та пара поехала с нами, были бы мертвы — отказались, судьба их хранила. Мой чемодан вылетел из багажника и лопнул, содержимое собирали сообща на двадцати метрах дороги, отчасти в канаве. Сзади в машине стояли два или три ящика с банками огурцов, с водкой и яйцами, разбилась одна бутылка и два яйца, хотя Михал сознательно пожертвовал задней частью машины, дабы спасти переднюю.— А у меня и страховки нет, — сообщил он уныло. — Позавчера кончилась, собирался возобновить после Нового года…— Это она тебя заморочила, — вопила перепуганная Ирэна. — Все из-за её болтовни…— Ничего похожего, — честно опроверг Михал. — Словом не обмолвилась!— Сказала же я тебе — стоит что-то, — упрекнула я. — Ты что, не заметил? Ведь кивнул мне!— Не заметил, честное слово! Я видел метров на сто, мне казалось, дальше и ты не увидишь, просто ошиблась. Передняя машина слепила!— Я же дальнозоркая, вижу на километр…Наша компания начала строить догадки: похоже, я вела машину, потому и авария. Михал снова скорректировал:— Веди она машину, не влипли бы. Она же видела грузовик…Я пересела в «симку», не обижаясь за попытки свалить вину на меня. И все-таки слегка загрустила: виновата я — промолчала, а надо было снова сказать про грузовик и спросить Михала, какого дьявола собирается делать на таком гололёде. Да, дрессировку следовало переломить и отшвырнуть.«Вартбург», несмотря на внешний вид, оказался вполне дееспособен. Вместе с Михалом сел кто-то из мужиков и поддерживал бороздившую по земле дверцу; отправились в Плонск, в авторемонтную мастерскую. В мастерской глянули на машину и сочувственно спросили:— А пассажиры где? В морге или в больнице?Не поверили, что Михал — тот самый пострадавший субъект — стоит перед ними.«Вартбург» оставили чинить, расселись кое-как по машинам и добрались до Гужно на треклятый Новый год. На следующий день у меня разболелась голова, чувствовала себя скверно и не приняла участия в приготовлениях, но вечером мой темперамент снова дал себя знать, потому как рассердилась на Леопольда. Уж так я ему понравилась, тут же решил на мне жениться и охмурение начал, давая волю рукам. Взбесилась я с пол-оборота. Леопольд был недурён собой, правда едва среднего роста, настырный, а во мне всегда преобладали моногамные склонности, и в это время моя голова как раз была занята Янушем. Благосклонность упрямого Леопольда имела продолжение. Ладно уж, расскажу сразу, если отложу, то забуду.Вот так и нанизывается отступление на отступление, того и гляди, начну писать «Рукопись, найденную в Сарагосе» Этот роман Яна Потоцкого (1761—1815) отличается многочисленными отступлениями и вставными новеллами, которые в целом создают причудливую композицию.

.Ну что ж, продолжим. Несколько позже состоялся бал прессы, за мной заехал Михал и в такси изрёк:— Послушай, я очень извиняюсь, да он вцепился словно клещ, спрашивает, какова ты в постели. Богом поклялся — не знаю, так он не поверил. Ты, мол, конечно, джентльмен, но сугубо между нами, будь человеком, скажи, а? В общем, совсем он меня заморочил, я и ляпнул: очень, мол, хороша, только один недостаток. Он пристал, какой да какой, я и выдал: в такие, мол, кульминационные мгновения кусается. Ох, прости, пожалуйста, достал он меня просто.— Эх ты, фраер, — ответила я. — Надо же было сказать, что ещё и лаю.— Как это?— А так, обыкновенно. Как собака. Гав, гав, гав!— Вот здорово, — обрадовался Михал. — Смотрика ты, а мне и в голову не пришло…Бал гремел, я чудесно развлекалась, Леопольд потрафил мне в народных танцах, в обереке встал на колено — любо-дорого, оркестр не успевал за нами. После танцев пошли отдохнуть. Наша компания из двенадцати человек сидела за общим столом, бестактность Леопольда и нескромность Михала уже обсуждали, говорили все разом, и вдруг Михал объявил дружку:— Слушай, я тебе не все сказал. Она не только кусается…— Да, да, — заинтересовался Леопольд. — А что ещё?..— Она лает…— Что?..— Лает.— Как это — лает?— Да так, обыкновенно. Как собака. Гав, гав, гав…— Гав, гав, гав, — невольно повторил остолбеневший Леопольд.И надо же, как раз в этот момент разговоры утихли и «гав, гав, гав» прозвучало на весь стол. Все прекрасно ориентировались, о чем речь, я думала, все просто лопнут, подавятся, изойдут слезами, расчихаются и вообще помрут. Один Леопольд не имел понятия, почему разразился такой хохот, однако на всякий случай все-таки от меня отрёкся.А теперь вернёмся снова к новогоднему вечеру в Гужне. Вечер, понятно, не удался. В три ночи мужчины отправились разогревать моторы: ударил мороз. Попытались проскользить по снегу в лакировках, из попыток ничего не вышло, а настроение пошло к черту. Злые как фурии дамы пошли спать.— Мы, Ирэна, её муж Анджей и я, ночевали в одной комнате. Я проснулась рано и услышала нежное воркование Анджея:— Малышка, тебе не холодно? Иди сюда, под одеялко, я тебя укутаю, золотая моя, не замёрзнешь…— Ирэна, как он тебя любит! — растрогалась я при виде такой заботы, говорила с пиететом и даже чуть-чуть с завистью.— Меня!!! — заорала она в ярости. — Совсем спятила! Как бы не так, мне он скажет!.. Посмотри, что у него в руках!!!Анджей заботливо обнимал и укутывал одеялом аккумулятор, снятый с машины…И честно говоря, он ворковал, пожалуй, по делу: на следующее утро его «фиат» взял с места как ни в чем не бывало, «симку» пришлось тащить на тросе, а за «Варшавой» уговорили свернуть «Волгу» с шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110