Хлопанья дверью в качестве развлечения явно было недостаточно, я купила через райзебюро очень дешёвую экскурсию, и впечатления столь ошеломили меня, что не помню даже, чем мы туда добрались. Наверное, самолётом.Париж я знала теоретически из чтения и изучения архитектуры, половину города могла начертить на память и потому представляла город неплохо. Но Париж оказался не только созвучен моим представлениям, но ещё лучше, и, верно, за это я полюбила его навсегда.В Париже обретался мой старый приятель Пётр, который после своих дальневосточных контрактов уже не вернулся в Польшу, а переехал во Францию. Работал, делал блестящую карьеру, женился на своей тамошней кузине, что значительно сократило ожидание гражданства. Со своей предыдущей женой развёлся. Я сразу же встретилась с ним и сразу же признаюсь, в книге "Что сказал покойник " он выступает в качестве моего таинственного друга, таинственного потому, что его жена меня не любит, хотя я не сделала ей ничего плохого.Несколько отступлений в связи с «Покойником». Пётр как раз был у меня, когда оторвался и свалился нам на голову карнизик вместе с прикреплённой к нему занавеской между кухней и комнатой. Пришёл ко мне с каким-то делом, Пётр, конечно, не карнизик, не помню с каким, потому как время мы провели, пытаясь вмонтировать на место это устройство. Правдиво и то, что пришёл он ко мне после аварии, в которую попала его тогдашняя жена, тяжко озабоченный, не уверена только, чем больше — женой или отсутствием денег на ремонт машины. Время было летнее, дети на каникулах, о своей кормёжке я почти не заботилась.— Есть хочу страшно, в желудке подсасывает, — грустно сообщил Пётр. — У тебя не найдётся перекусить?В доме оказались яйца, мука и соль. Возможно, яйцо одно. Я быстренько соорудила вареники, на воде без молока, и мы сожрали их с солью. Чай был. Никто не смеет утверждать, что подцепила я Петра, через желудок добравшись до сердца.— Я тебе кое-что покажу, — сообщил он мне таинственно, когда мы встретились через семь лет в Париже, без Войтека, который, ясное дело, о свидании знал и использовал его, чтобы сказаться оскорблённым.Белая «ланчия» у Петра действительно была, и мы поехали.— Куда едем? — поинтересовалась я.— В аэропорт.— А что там такое?— Увидишь.Ничего не хотел объяснить по дороге, а привычка к Войтеку заставила меня спросить:— Сколько я должна тебе за бензин?— Поцелуй меня в задницу, — вежливо ответил Пётр.Мы доехали до Орли, и там он привёл меня в часовню.Посмотрела. Это был шедевр. Овал, стенка внутри, около неё алтарь, и ничего больше. Абсолютная простота средств и безупречные пропорции — дух захватывало. Я молчала, да и что тут скажешь?А подумала следующее: увидев такое чудо, амбитный архитектор должен бежать на первый попавшийся мост, перемахнуть через барьер — и в Сену. Лучше никто и ничего уже не создаст. На мгновение мне сделалось неимоверно тяжело, затем наступило полное облегчение: ведь пишу книги, сменила профессию, и мне вовсе не надо топиться в Сене!Искренно и честно — часовня в Орли нанесла сокрушительный удар по всем иллюзиям насчёт моей профессии. Часовня постоянно у меня перед глазами и в памяти. Отпало всякое желание найти работу в архитектурно-проектной мастерской, когда я вернулась в Польшу. Войтек, тяжко оскорблённый, один отправился на площадь Пигаль, где его утешила какая-то мадемуазель, предложив услуги за полцены. Не воспользовался, привык к даровым услугам, денег пожалел, зато настроение значительно повысилось.В Париже мы провели восемь дней, и, конечно же, я перепутала дату отъезда. В последний день валялась ещё в постели. Войтек отправился за чаем.— Слушай, что происходит? — забеспокоился он, вернувшись. — Вся датская группа сидит в холле на чемоданах. Мы, случаем, не сегодня уезжаем?Господи Иисусе, я вскочила. В халате помчалась выяснять — и в самом деле, улетаем сегодня, вся компания, готовая в путь, ждала автобуса. Мы собирались в бешеном темпе, чемодан не желал закрываться, Войтек трудился над ним как вол, придавил крышку и закрыл единственно силой воли.— Где паспорта? — заорал панически.Я вывалила сумочку — паспортов и билетов нет, Господи!..— Ох, наверное, все в чемодане, — пробормотала я вне себя.Войтек держался как положено мужчине. Ничего не сказал, стиснул зубы, открыл проклятый чемодан и начал рыться в вещах. Когда половина вещей уже валялась рядом, я вспомнила, что паспорта в несессере. Запихал все снова по-прежнему молча. Мы успели дуриком — посадка в автобус с багажом затянулась, а ведь кто-то же должен быть последний?Мне тогда вспомнилась ужасная история в таком же роде, рассказала её Войтеку в качестве утешения. Моя приятельница по институту Ханя, спортсменка, ехала с группой коллег в какой-то лагерь. В купе заглянул контролёр.— Билеты у всех есть? — спросил он нехотя, по обязанности.Все кивнули, один парень решил пошутить.— Вот у этого коллеги нет, — сообщил он, показав на кореша.Все засмеялись, контролёр тоже, но потребовал предъявить. Обвинённый весело полез в карман, не нашёл, начал шарить в другом. Когда обыскал четвёртый, уже не смеялся. Встал, начал снова — карманы в пиджаке, карманы в брюках, контролёр ждал с каменной физиономией, приятелям стало не по себе. Парень снял с полки чемодан, поискал в нем — без толку, проверил карманы в пижаме, вспомнил про рюкзак, вывернул из него все вещи — билета не было. Заглянул даже в мыльницу с горя. Кто-то вспомнил — на следующей станции выходить, контролёр решил выйти с ними. Штраф следует оформить. На перроне, где основательно распотрошённый парень утопал в целой куче своего барахла, контролёр попросил собрать вещи и отправиться в соответствующее учреждение, приятели пришли в отчаяние, парень все собрал, забросил на плечо фотоаппарат и вдруг вскрикнул с облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110