Его сборщики податей
одинаково обирали и богатых и бедных, и весь этот доход стекался
из разграбливаемой страны в Тарантию, переставшую уже напоминать
столицу, превратившись, скорее, в гарнизон грабителей, в сердце
покоренной страны. Купцам, правда, жилось неплохо, но никто из
них не мог быть уверен, что не сегодня-завтра его не схватят по
ложному обвинению или доносу и не сгноят в темнице или в яме, а
то и просто отрубят голову на плахе, и имущество его будет
конфисковано.





Валериус даже не пытался расположить к себе подданных. Он
опирался на военную силу Немедии и на отряды наемников. Ему было
совершенно ясно, что он - марионетка в руках Амальрика и служит
интересам барона, а поэтому нечего даже и мечтать об объединении
Акулонии под властной рукой и освобождении из-под ярма
захватчиков: во-первых - приграничные провинции будут
сражаться против него до последней капли крови, а во-вторых -
сами немедийцы беспощадно сбросят его с трона, поняв, что он
стремится к объединению королевства. Он попал в ловушку чужих
властных амбиций и, терзаемый мрачными размышлениями, бросился в
пропасть развратных и пьяных утех, как человек, живущий лишь
сегодняшним днем и не помышляющий о дне завтрашнем.
Но тем не менее в его с первого взгляда безумном поведении был
тайный смысл, настолько глубоко спрятанный, что его не понял даже
Амальрик. Возможно, долгие годы, проведенные в изгнании, отучили
его от сострадания и дружеских чувств, а быть может, и обретенная
власть превратила его старые обиды в своего рода помешательство.
В любом случае: его преследовало лишь одно желание - разорить
всех своих старых союзников.
Ибо он прекрасно понимал, что его власть моментально кончится,
как только Амальрик решит, что Валериус уже сыграл отведенную ему
роль. Знал он и то, что, пока он разоряет свою отчизну, немедиец
его терпит, поскольку раздавить независимость Акулонии входило в
его собственные планы. Барону было нужно утопить страну в рабской
зависимости и в конце концов полностью подчинить себе, а тогда,
если повезет, завладеть всеми ее богатствами и ресурсами и с
помощью ее народа вырвать из рук Тараскуза корону Немедии.
Императорский трон был давней мечтой Амальрика, и Валериус
прекрасно отдавал себе в этом отчет. А вот Тараскуз, похоже, еще
не осознал этого, но Валериус ориентировался на то, что король
Немедии проводит против Акулонии беспощадную политику, явно
испытывая к ней ту ненависть, которую порождают застарелые войны.
Не оставалось сомнений, что он преследовал цель полностью
уничтожить своего западного соседа.
А Валериус хотел объединить страну в единое целое и сбросить с
нее власть Амальрика. Он ненавидел барона Тора, впрочем, как и
своих соотечественников, и тешил себя мыслью, что дождется дня,
когда Акулония ляжет в руинах, а Тараскуз и Амальрик сожрут друг
друга в безнадежной гражданской войне, что точно так же уничтожит
и Немедию.
Было понятно, что победа над главными очагами сопротивления -
Понтейном, Гундерляндией и Боссонией означает конец правления
Валериуса. Если исполнятся замыслы Амальрика, он, Валериус,
станет не нужен. И поэтому, все время откладывая решительные
удары по этим областям, он ограничивался беспорядочными грабежами
и наездами, а на понукания, на которые не скупился Амальрик,
уклончиво отвечал всевозможными призывами к осторожности и
различными подозрениями.
Жизнь его стала сплошной вереницей пиров и диких разнузданных
оргий. Он наполнил свой дворец самыми красивыми девушками
королевства, привезенными сюда по своей воле или даже против нее.
Он хулил богов и в пьяном беспамятстве валялся на полу
пиршественного зала, прямо в короне и заляпанных вином пурпурных
королевских мантиях. В приступах кровавого бреда он заполнял
виселицы на городских площадях сотнями тел, заставлял неустанно
работать топоры палачей и рассылал во все стороны отряды
немедийских всадников в опустошительные набеги. Доведенный до
разрухи край был отдан на откуп нескольким гарнизонам, жизнь
которых текла сыто и кроваво. Валериус грабил, насиловал и
сжигал дотла свою землю так яростно, что, наконец, не выдержал и
стал протестовать сам Амальрик, который, так и не понимая
истинных замыслов своего союзника, все же стал опасаться, что
Акулония при таком положении дел может погибнуть и стать
бесполезной для выполнения его собственных планов.
Как в Акулонии, так и в Немедии народ обсуждал безумства
Валериуса. Но у немедийцев была еще одна тема для разговоров:
Ксалтотун, человек в маске. Он редко появлялся на улицах
Бельверуса. Рассказывали, что он подолгу беседует где-то высоко в
горах с представителями древних народов - таинственными
молчаливыми людьми в необычных одеждах, что хвалятся своим
происхождением от жителей какого-то древнего и могучего
королевства. Шептались о бубнах, гремящих на далеких горных
склонах, о светящихся в темноте огнях, о приносимых ветром
необычных песнях, о заклинаниях и ритуалах, забытых уже много
столетий назад и передававшихся от поколения к поколению только
как утратившие смысл формулы и бормотанья над кострами
высокогорных селений, где жили люди, чуждые жителям долин.
Никто не знал тем этих бесед, за исключением, быть может,
Орастеса, который теперь с гораздо менее хладнокровным выражением
лица довольно часто следовал за чернокнижником.
Но в самый разгар весны в погибающем королевстве неожиданно
распространился слух, пробудивший весь край к активнейшей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77