– Хорошо, что ты готов выслушать. Потому что ты замышляешь безумное предприятие. Ты на собственном опыте знаешь, что человек может ступить в ничейные земли по ту сторону Извилистой. Но живому не дано войти в земли Мертвых и Нерожденных. Случись такое хоть раз, какой-нибудь бард уже упился бы элем и налопался до отвала свинины в награду за свой рассказ.– Тому, что об этом молчат, могут быть причины. Быть может, на такие истории наложен запрет? Тебе лучше знать. Или у тебя есть еще совет?– Есть. Даже если ты войдешь в Иной Мир, время там, как мог бы поведать тебе Мерлин, идет по-другому. Не вернешься ли ты к поросшим мхом развалинам своей крепости?Урта обдумал эту мысль.– Быть может, потому и не рассказывает никто о странствиях среди Теней Героев. Те путники еще не вернулись, чтобы поведать о своих приключениях.– Глубокая мысль, повелитель, и прекрасно выражена. Отправившись в Страну Призраков с войском живых, ты оскорбишь богов, которым мы платим дань, и ничего не выиграешь при этом.– Тем не менее, если это возможно – я это сделаю. Ударю по врагу! У меня, Манандун, нюх на стратегию, недаром я учился у греков!Манандун расхохотался от неожиданности, хотя в его веселье чувствовался горьковатый вкус.– Слова человека, деяния которого не будут забыты.– Совершать подвиги, которых не забудут потомки, – одна из «пяти Радостей для наших детей».Мне на язык просилось слово «дурачество».
Катабах позвал меня в сад. Он смастерил в кругу плодовых деревьев простой шалаш, выстланный дерном, с низкими скамьями по краям. Мы сели друг против друга в тени, а между нами лежал его пестрый плащ. Слабые шорохи, раздававшиеся кругом, выдавали беспокойство блуждавших здесь аргонавтов, быть может прислушивавшихся. Как бы то ни было, Катабаха присутствие нежеланных гостей беспокоило и раздражало. Он создал для себя оборону из железных запястий на руках и ожерелья из железных когтей, свисавшего ниже тонкого золотого обруча, витой полоской сжимавшего его шею.– Урта желает напасть на призраков, порушивших его крепость. Он не отступится от этой мысли. Мы с Манандуном сделаем все, что можем. Но кто способен войти в Страну Призраков? Знать пределы наших сил необходимо; знать наши преимущества над Мертвыми было бы полезно. Старая Граница не так крепка, как прежде.При этих словах друид многозначительно взглянул на меня. Кажется, он уловил одну из странностей Тауровинды, быть может ту самую странность.– Не так крепка, как – когда? – подсказал я.– Когда возводилась крепость. Когда Извилистая была глубже, шире, когда на ней не было брода ни для коня, ни для человека, ни для сияющей колесницы вспыльчивого бога Ллеу, даже если ею правили его безрассудные сыновья.Он уловил что-то, но неверно истолковал знаки. А ведь всю жизнь видел их и мог вопрошать и получить ответ. И в самом деле, причина слабости Старой Границы крылась в Нантосвельте, но руку здесь проложили боги более могущественные, чем божество Катабаха. Менялась сама земля. Я намерен был показать ему то, что он упустил из виду.Я провел его к реке мимо священной рощи. Показал, что дорога шествий на равнине являет собой легкое углубление, подобное сухому руслу. Пошарив на земле, нашел несколько округлых камней – не снарядов для пращи, а обкатанных водой галек. Мы прошли на восток вдоль ближнего берега, пока лес не подступил к самой воде. Еще несколько шагов, и берег стал плоским, вдаваясь в реку широкой полосой. Я углубился в полумрак неглубокой лощины, каменистые края которой были пронизаны путаницей корней ивы и орешника. Здесь было сыро – то и дело попадались лужицы стоячей воды, кишевшей мелкой живностью, зеленые от тины. Воздух полнился душной влагой. Тропа вилась по низине через лес и вдруг расширилась, выйдя на широкую поляну, заросшую седыми ивами, колючими кустами и серебристым явором. По обе стороны поднимались огромные валуны, зеленеющие мшистым ковром, поблескивавшим в скудных солнечных лучах.Катабах в изумлении уставился на камни. Когда свет стал ярче, на каждом валуне, отбрасывая резкую тень, прорисовалось изображение Трехликого. Стебли прорастали из его глазниц зелеными лучами.– Я знаю, где мы! – выдохнул друид. – Это брод Одного Прыжка. Легендарное место. Он затерялся в давние времена, похищенный богом Брагосом, стражем переправы, когда юный Перадайн принял его вызов – пересечь реку прыжком со скалы на скалу. Перадайн уродился хромым, но перепрыгнул реку, опершись на длинное копье. Брагос не мог наказать его за выигрыш в споре, но он навсегда скрыл брод, лишив Перадайна возможности вернуться.– Тот самый брод, – подтвердил я.Катабах покачал головой. В его взгляде удивление сменилось пониманием.– Брод Одного Прыжка разделял царство королей и Иной Мир. Эти скалы стояли на разных берегах Извилистой. Это старое речное русло. Теперь понимаю. Там, где мы вошли в лес, иногда среди летней засухи возникает ручей. То место называют «Месячные Старухи».– Теперь ты понимаешь, что такое Тауровинда?– Да, – торжественно проговорил Катабах, набросив свой плащ из перьев на заросший берег мертвой реки. – Когда-то она принадлежала Царству Теней Героев. Быть может, из нее они следили за круговоротом лет в мире живых. О ней говорится в преданиях. Холм Воздуха и Мглы. Иногда он открывался глазу, порой был невидим. Его искали – и не находили. Но дивно – в тех сказаниях искатели исчезающего холма принадлежали миру теней, и вести об их ужасных и горестных деяниях дошли до нас через видения ясновидцев, подобных дочери Урты.На востоке этого мира, в стране гор и пустынь, скалистых островов и короткоцветущих полей, реки меняют русло едва ли не каждые две зимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99