Конунг Сверрир хотел бы поговорить с тобой, архиепископ Эйстейн, у алтаря в церкви Олава Святого, если ты окажешь ему эту милость…
Как думаешь, он примет меня?
А что, если горожане встретят нас с оружием? Мы ведь тоже не безоружны? Я думаю, что хоть нас и немного, но после сражения, буде оно состоится, нас все-таки окажется больше, чем их! Вряд ли архиепископ захочет бросить в сражение своих дружинников! Он умный человек и не захочет разом потерять все.
— Или, — конунг взглянул на меня, — он все-таки ввяжется в сражение?
— Не знаю, — сказал я.
— Но мне важно знать это! — воскликнул конунг. — Разве я не такой же, как вы, разве я тоже не пас коз и не ловил птиц? Но мне важно это знать! Аудун, что мне делать?
Он склонился ко мне и заплакал.
— Мой отец жив или нет? — спросил он.
— У тебя дома есть два малолетних сына, поэтому ты богаче меня, — ответил я.
— Конунг всегда беден, — сказал он.

***
Страсть помучить себя заставила конунга заговорить о моем добром отце Эйнаре Мудром:
— Я так завидовал, когда видел вас вместе на пустоши, он шел впереди, ты — сзади, две темные фигуры на фоне неба и облаков, иногда он нес на плечах ягненка, а ты бежал за ним, как подобает послушному сыну. Я слушал его приятный голос в те годы, когда работал в епископской усадьбе и ел за столом епископа, а твой отец приходил к нему в гости. Я понимал, что у меня не могло быть такого доброго и любящего отца. И не было.
Когда он толкует сон, он заглядывает в сердце человека. Случается порой, правда, редко, что Всемогущий использует сон как инструмент, позволяющий истине спуститься с небес к нам, недостойным, и таким образом указать нам путь. И потому твой добрый отец Эйнар Мудрый служит не только людям, но и Богу. Ведь он толкует не только загадки человеческого сердца, но отчасти и самого Господа Бога. И я не мог не любить его.
Помню я и твою добрую матушку фру Раннвейг, и ее смиренную любовь к своему мужу и повелителю. Эйнар говорил, что ему редко приходилось ее наказывать, он мудро руководил ею и воспитал тебя правильно мыслящим человеком. Меня часто удивляло, что он при всем том обладал и незаурядной мужской силой. На вид он не выглядел сильным. Нет, не выглядел, он был чуть косоват — одно плечо чуть выше другого и голова наклонена, словно он ожидал, что его сейчас ударят. Но я не знаю другого человека, способного проявить такую же силу и мужество, как твой добрый отец Эйнар Мудрый.
Понимаешь ли ты, Аудун, какую зависть испытывала моя жалкая душа и какую муку терпело мое сердце? Их могла победить лишь воля, более сильная, чем моя.
— Что ты думаешь об архиепископе Эйстейне? — спросил он и взял меня за край плаща.
Кончилось тем, что мы плывем в Нидарос при свете дня, мужество покинуло наших людей. Сигурд сказал с горечью в голосе:
— Это люди без конунга, и конунг без людей.
Лицо Сверрира омрачало тяжелое сомнение.

***
Впереди идет Сигурд, он стирает кровь с носа. Жестокие прислужники Эрлинга Кривого ворвались однажды в его усадьбу в Бувике и увели его оттуда опозоренного, со связанными руками. Сигурда заставили быть гребцом на корабле ярла и увезли на Оркнейские острова, — где мы со Сверриром и познакомились с ним, — а потом обратно в страну норвежцев. Однажды над страной пронеслась весть: Появился новый конунг, его зовут Эйстейн Девчушка, люди добрые, собирайтесь под его начало! Тогда Сигурд покинул дружину ярла Эрлинга в Бьёргюне, темными ночами он бежал через всю страну в Нидарос, нашел там прибежище в женском монастыре, нашел там Рагнфрид, а она — его, за что ее изгнали из монастыря, а он скрылся в городе. Громкими криками он приветствовал прибытие туда нового конунга Эйстейна, разочаровался в нем, добрался морозными зимними дорогами до Рэ, сражался там, потерпел поражение, обмороженный проделал долгий путь до Хамара в Вермаланде, встретил там нового конунга, более сурового, чем все предыдущие, человека, у которого в глазах горел огонь победы: Приветствую тебя, Сверрир, под твоим знаменем мы победим! А дальше Ямталанд, Нидарос, Мьёрс, горы Согна, Эстердаль, Наумудаль и наконец снова Нидарос. Кровь из носа капала ему на бороду, он был предан своим друзьям, не владел учтивой речью и имел лишь одно желание — вернуться домой в Бувик к Рагнфрид и маленькому Сигурду, вернуться с кровью на руках, их можно отмыть, и с глубоким шрамом в душе, который уже не изгладится. Этот крестьянский парень, ставший воином, человеком конунга, мечтал теперь этого конунга покинуть.
Последние дни у него шла носом кровь.
И вот показались корабли.

***
Сигурд как-то рассказывал мне о своем брате Йоне:
В детстве и юности Йон был такой же угрюмый и брюзгливый, как и теперь, но руки у него были золотые. Однажды он пошел в кузницу, выгнал оттуда кузнеца и выковал себе удобные щипцы с длинными губами и короткими ручками. Их было легко спрятать под рубаху, и вот как-то вечером, когда молодежь, перекликаясь и аукаясь с пригорка на пригорок, собралась водить хороводы, одна молодая девушка вдруг взвыла, как раненый бык. Это Йон ущипнул ее сзади своими щипцами, быстро их спрятал, ущипнул другую и замешался среди танцующих. Многие девушки подверглись с его стороны этому жестокому обращению, младшие побежали домой за утешением к своим матерям, а других дружки увели в лес и там, сняв с них юбки, натерли салом.
О поступке кузнеца из Сальтнеса стало известно, и слава о нем пошла по округе.
Когда молодежь в другой раз собралась поплясать, Йон счел уместным остаться дома.
— Дай мне твои щипцы! — попросил у него Сигурд.
— Боюсь, ты мне их испортишь, — ответил Йон, кислый как простокваша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106